Мы общались с Андреем Пургиным в холодный ноябрьский день. За окном вполне себе, казалось бы, мирно жил Донецк, вечерело. На пятнадцатой минуте разговора услышали мощный залп: работали «Грады».
– Исходящие, – сказал я. (Исходящими на Донбассе называют выстрелы в сторону украинских позиций, входящими – удары по селениям Новороссии.)
Пургин даже не оглянулся. В манере поведения его было что-то по-хорошему мужицкое, деревенское. Пургин хоть и технолог по образованию, а напоминает всем своим видом писателя-почвенника. Встретив его не в качестве спикера воюющей республики, а, к примеру, в лесу, с корзиной, полной грибов, или на крестьянском участке, среди коров и лошадей, я бы не удивился вовсе. В русской классике такие выходят из темноты к костру, подсаживаются к ужинающему после охоты барину, что-то хитрое или мудрое произносят, и так же беззвучно пропадают, уходя своим путем дальше.
Он пил кофе и съел за разговор половину плитки горького шоколада.
МЫ КАК МЫЛО В РУКАХ: ШМЫГ – И НЕТУ
– Новороссия сейчас уже может защитить себя в военном смысле. Но есть не менее сложная и страшная тема – надвигающаяся гуманитарная катастрофа. Завтра ударят настоящие холода, и люди начнут вымерзать. Нужны колоссальные поставки из России, передвижные кухни, нужно срочно запускать отопление. Что-то делается?
– Ведем переговоры, я в Москву постоянно летаю. Пытаемся договориться о восстановлении старого советского газопровода. В Луганске да, там трудно, но в Донецке практически везде запущено отопление.
Да, гуманитарная катастрофа. Да, людям четыре месяца не платят зарплату, но они, извините, на работу ходят. Прямо до критической ситуации, когда буквально тысячи людей будут погибать от холода и голода, дело не дойдет.
Украина может просто отрезать нас, например, от газа. Рубануть свет. Это все серьезно. Но мы это просчитываем. Нас спасает инерция взаимозависимости с Украиной, как это ни странно и ни плохо звучит.
– Надежда есть?
– Надежда есть, что мы как-то все-таки переломим эту ситуацию. И не пытайтесь представить, что у нас одно, а в Киеве другое: там ровно та же картина плюс попытки Украины нас отрезать экономически. Но отрезая нас, они пытаются отрезать руку, а это больно, тоскливо и кроваво.
Есть такое понятие – коэффициент связи регионов. Уход Крыма был предопределен, у него в 8 – 12 раз коэффициент связи с остальной Украиной был меньше, чем у Донецка. Мы, как бы это ни звучало, обычный украинский регион. То есть Крым островом был всегда, такой вещью в себе. Поэтому они отвалились, как яблоко перезревшее: р-р-раз! – и все.
А мы просто как мыло: люди руки мыли, вроде в руках, а потом – шмыг! – нету его.
– Сколько времени может занять перестройка, чтобы вот эту связь разорвать с Украиной, или вы будете сохранять ее по-прежнему?
– Я не вижу смысла закрываться от Украины. Наша задача – пробить восточную границу. Западную границу пусть строит тот, кому это нужно, а нам это на хрен не нужно.
Украина попадает сама в ловушку, когда кричит, что мы сволочи, на глазах становимся офшором. И они не понимают, что с этим сделать. Нет тут контрольной полосы! Люди взяли, условно, сделали здесь сигареты или водку и повезли на Украину. Им плевать на акцизы.
И Украина начинает хвататься за голову: «Боже мой! Что это такое? Давайте пойдем с ними какие-то, может, документы подпишем?»
Наша задача на сегодня – вклиниться во все связи, которые только можно придумать с Россией. Приблизиться по стандартам к Таможенному союзу. А это года три работы, если сейчас начнем.
За Украину не переживайте, она сама себя грохнет, а вот нам надо спастись.
Мы должны добраться до российских госзаказов. Я даже скажу как технолог, почему у нас произошла революция.
– Заинтригован.
– 1 января 2014 года нас отрезали от российских госзаказов, а на них машиностроение наше (шахты – все это чепуха, это прошлый век), которое нас кормит, держалось, и оно за три месяца в три раза упало. А в Славянске, чтоб вы знали, 92% предприятий работало на Россию, а в Краматорске – два огромных машиностроительных завода работали только на Россию.
И как вы думаете, почему именно Славянск и Краматорск так мощно восстали?
|
ЭТО ПРЯМАЯ ЗАТОЧКА ПРОТИВ РОССИИ
– Как вы расценили недавние выборы украинские?
– У них все понятно. Идет фашизация общества. А любая фашизация – это все равно курс на войну.
– Российские либералы ликуют, говорят, что Яроша там не выбрали, Фарион не выбрали…
– Ну и что? Там прошло в Раду огромное количество полевых командиров. Просто кумиры поменялись. Все эти «правые секторы» – они очень громко о себе на майдане заявили, но в боевых действиях в Донбассе не проявили себя. Они надулись, а действий от них нет.
На самом деле страна Украина загибается. Но для фашиствующих обществ нет разницы, сдохнут ли все с голоду. Они все равно будут ставить кого-то под ружье и колоннами гнать на убой. Фашистский режим должен с треском проиграть военным путем.
Я не вижу мирного пути, я в это не верю. Потому что слишком далеко зашла фашизация, плюс это прямая заточка против России, рано или поздно Украине придется ее использовать…
– Вы тоже провели выборы. Что это вам дало?
– Думаю, это не шаг, это полшага вперед к устаканиванию ситуации. Мы в полной… гм… все трудно по большому счету и у нас. Как это преодолеть? Нужна легитимизация власти, а тех, кто останется за бортом, – съедание или приведение к общему знаменателю.
Это процесс не быстрый. Часть наших территорий вообще не пойми кому подконтрольна.
– Возможен ли какой-то внутренний взрыв здесь? Попытка переворота, может.
– Мы должны признать, что выиграли сражение, но не войну.
Ребята, что в Харькове одновременно с нами поднимались, оказались слабее, а мы – сильнее. У нас народ здесь поагрессивнее оказался. Но предпосылок, чтобы и впредь здесь все складывалось удачно, у нас мало.
Нам нужно строить срочно свои гражданские институты.
Кроме того, нам мешают военные. Потому что они переключили все решения на военную комендатуру. И это может довести до цугундера.
Пример: у нас создали структуру под названием «контрразведка». В ней было 1500 человек, три танка, четыре БТРа. В России говорят: вы знаете, у нас контрразведчиков на всю страну, наверное, меньше, даже если вместе с уборщицами посчитать!
И непонятно, почему все эти 1500 человек живут в Донецке. Во всех центральных гостиницах города, у нас же тут передовая в самом центре (смеется. – Авт.). У нас осталось две гостиницы, в которых можно заселяться приезжим. Остальные заняты военными.
– Да, мы уже пытались попасть куда-нибудь – нигде не принимают.
– Мы «красные», на самом деле, как ни странно это звучит, мы варвары. Мы разогнали свою элиту под ноль к чертовой матери, заселились в хоромы и ходим там обутые. Так оно и есть.
Но на самом деле я не думаю, что все настолько ужасно. В России, например, 90-е довольно быстро прошли. Года через три и у нас уже будет понятно, что и зачем. Я рад тому, что мы запустили процесс, который уже теперь очень сложно повернуть вспять.
ПОРОШЕНКО СТАНОВИТСЯ ДРАКОНОМ
– Каковы прогнозы по войне? Она будет продолжаться?
– Вы должны понять, что у нас как бы не совсем война. У нас непонятно что. Как это выглядит в натуре: выехала украинская бригада в пограничное село, подняли флаг; через несколько дней едут наши, видят: что за хрень? Подняли наш флаг.
У украинских войск все тоже тоскливо, им нужно кормление. А Украина его ни хрена не дает. И вот они грабят местное население, вымогают. Вот было Курахово, приехали туда 2000 человек нацгвардейцев, местные офонарели, кормить их не стали, и нагвардейцев становилось все меньше и меньше. Знаете, сколько теперь там нацгвардейцев? 40 человек!
Но что такое 40 человек? Будет нужно – приедем, выкинем всех: было Курахово ваше, а стало наше, без всяких военных действий. Начинает слабеть Украина, и наши начинают щупать, идти вперед.
– То есть конца этому нет и не предвидится?
– Конец может быть, но он может выглядеть совсем иначе. Вы поймите, вот живет Славянск. У его предприятий только официальных долгов России порядка 20 миллиардов. А сколько неофициальных? Да можно уже подавать в суд и забирать за долги к чертовой матери целые города, понимаете?
– А у Новороссии есть свои личные экономические козыри?
– Рассказываю. Российский рынок очень энергодефицитен: например, юг. Там электричества не хватает, а теперь России придется и сюда его подбрасывать.
Российские южные порты завалены металлоломом. Не потому что у страны ума нет, а потому что лом плавится электроустановками. У нас эти заводы есть: в Курахове, в Донецке. Можно завозить сюда металлолом и плавить.
И уголь мы имеем прямо на месте потребления. Если реконструировать наши теплостанции под этот уголь, мы электричеством не просто сможем себя снабжать, мы его сможем продавать!
У нас есть крупные машиностроительные мощности (особенно, даст бог, мы Краматорск отвоюем), которые Россия тоже может построить, но за 10 – 15 лет. Но никто за такие проекты не возьмется в такие сроки. А таких заводов только по донецкому региону у нас около десятка. По Луганской области тоже. Их весь Союз строил, и новые смысла нет строить.
Это можно рассматривать как козырь.
– А минусы какие?
– Минус – потерянная этничность. Народонаселение пребывало в украинской парадигме, а это запредельный популизм. Качество людей, которые живут в популистском государстве, не очень высокое. Эти люди хотят такую папакратию, чтобы за них кто-то все вопросы решал, а они бы требовали, требовали и требовали.
Помню, мне очень понравилось, как в России люди отреагировали на кризис 2008 года: в семь раз увеличились покупки семенного картофеля. То есть все купили картошку и поперли на дачу – вдруг голод будет. Это общество, которое отвечает само за себя! На Украине такого не могло быть. Люди сидели и ждали, когда их спасут… Сознайтесь, в России многие беженцы с Украины принесли своим поведением разочарование?
– Да, есть отдельные примеры не совсем адекватных запросов.
– Потому что они жили в популизме. Это если мягко говорить. Где-то в 2011 году у меня появилось такое выражение: «Украина живет в состоянии шизофрении в открытой форме». Мы тут во всех областях, где только можно, дошли до такого маразма, что это уже неосязаемо.
Поэтому, что на Украине ни строй, все равно «янукович» получается, и Порошенко в том числе – тоже будет очередной «янукович».
Нынешние, те, кто к власти пришел, – говорят: Янукович был глуп, он полгода на себя переключал потоки. Эти, что победили на майдане, за 1,5 месяца на себя все перевели. Получается, у нас как в притче: победивший дракона сам становится драконом.
– А что получается в Новороссии?
– У моего друга есть любимая отговорка, которую он использует, когда его спрашивают, как в Донецке дела: «Все очень плохо, но тенденция положительная».
А В ЭТО ВРЕМЯ
«Обитель» Захара Прилепина признана «Большой книгой»
Писатель Захар Прилепин получил премию «Большая книга», а также три миллиона рублей призовых за свой роман «Обитель». Такого решения жюри ожидали многие читатели книги, рассказывающей о создании Соловецких лагерей в 20-х годах прошлого века.
– Мы все понимаем, что это – литературный спорт. Убежден, что все три книги из шорт-листа премии достойны награды, но свою победу оспаривать не буду, – скромно признался Захар Прилепин.
Вторую награду взял роман Владимира Сорокина «Теллурия» – калейдоскоп футуристических новелл, где будущее оказывается новым средневековьем, в которое погружаются Европа и Россия. Третье место – у «Возвращения в Египет» Владимира Шарова – романе – семейной саге, герои которой одержимы идеей дописать поэму «Мертвые души».
Всего на конкурс в этом году было прислано 359 книг из России и зарубежных стран.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
Украина уже не решится напасть на Новороссию
В этом уверены министр топлива и энергетики ЛНР Дмитрий Ляпин и его заместители Юрий Емельяненко, Александр Емельяненко, с которыми беседовал наш спецкор Николай Варсегов
– Сейчас во многих домах Луганска вместо стекол фанера вставлена. Это требует много электричества для освещения. Да и для обогрева тоже. Не везде батареи теплые. Как и откуда ток добываете? – спросил я у собеседников.
– На данный момент вопрос подачи электричества, благодаря российским нашим старшим товарищам, практически решен