Это записано со слов мирных жителей, живущих сейчас в Донецке. Со слов тех, кто каждый день живет как последний, не зная, увидят ли они завтра новый день, увидят ли своих родных и близких. Со слов тех, кто просто надеется пережить эту войну. И просто выжить. В чьих глазах можно прочесть и боль, и страх… Но в то же время – решимость отстоять свой город. Это записано со слов тех людей, кто проживает в самых опасных районах Донецка. Хотя… а есть ли здесь сейчас безопасные районы? Вчитайтесь в эти слова. Попробуйте хоть немного понять тех, кто каждый день сейчас живет в таком состоянии…
СМИ все пишут про то, каково это – жить под обстрелами. В то время, когда над головой свистят-шипят снаряды. Когда минуты тянутся, как часы. Когда думаешь: “За что? Хоть бы не залетело в дом! Хоть бы выжить!” Считаешь минуты тишины, вздрагиваешь при каждом следующем прилете. И понимаешь, это не твой снаряд, это не за тобой, потому как свой снаряд и не услышишь. Свой снаряд разорвет на куски, оторвет руки-ноги, осколки вонзятся в тело, принося адскую боль. О чем думаешь, когда летит вокруг, рушатся дома, умирают в муках люди? О том, чтобы умер сразу, не лежал, разбросанный частями, не думал, когда же придет избавление от боли. Что если и привезут в больницу, то врачи уколют обезболивающее, будут отводить глаза, так как будут знать, что привезли смертника. Что с такими повреждениями не выживают. Что помочь ничем нельзя, что раны смертельные. О том, что если оторвет конечности, то никому будешь не нужен, влача жалкое существование, по больницам, отдавая за лечение и медикаменты последние деньги, которых и так нет.
И думая, что же лучше – мгновенная смерть, как выключение телевизора – не страдая, свет померк – и все. Либо покалеченным быть. Да так, что жизнь будет подобна овощу, но с пониманием ничтожности своего существования.
А еще думаешь о своих близких и родных. Чтобы они были живы и целы, чтобы не пришлось никого хоронить. Чтобы никто не умер…
Думаешь о крыше над головой. Что сейчас как влетит, и будешь бомжем… Без денег, без вещей, без всего нажитого. Без окон, в лютый холод, без дома…
Никто никому не нужен – если нет денег и дома, снимать все время не будешь, а родня – им на шею тоже не сядешь… Они могут приютить до поры до времени.
Беженец. Да, можно и так. Но когда всю жизнь зарабатываешь, стараешься, обеспечиваешь себя и свою семью, а тут – ты никто. У тебя нет одежды, надо просить еду, кушать в социальных столовых…
Обстрелы. Они бесконечны. Такое ощущение, что они не прекращаются… Какой-то ад… Ад на земле… Когда стихает шум прилетов-улетов и полетов снарядов, град, ураган, мины – всего не счесть, уже не понятно, что и куда. Какое-то месиво, звуки преисподней, как будто у Дьявола в животе урчит от голода, и он сейчас получит новые души. Души людей, которые не добежали до укрытия. Которые были, а автобусе, троллейбусе, стояли на остановке. Кто был во дворе своего дома, возле подъезда, не добежал пару шагов до укрытия…
Каждый день вывешивают сводку. Каждый день по телевизору говорят о боях. Каждый день умирают люди, разрушаются дома. И ты смотришь, вглядываешься в фамилии из списка, думаешь, хоть бы никого знакомого… И вздыхаешь с облегчением, когда не находишь знакомых фамилий. А все остальные погибшие – это же мамы, папы, бабушки, дедушки, дети, друзья кого-то другого. И кто-то нашел знакомое имя. Кто-то увидел на фото в лежащем мертвом человеке своего близкого…
У кого-то умер знакомый и родной человечек. Это боль. Когда это не твой знакомый в списке, на фото, на видео, лежит в луже крови, то боль ощущается по-другому. Как бы это меня не касается.
Есть у нас такое, своя хата с краю. Менталитет такой.
Уезжаешь туда, где ночью над домом не пролетает с характерным звуком ураган или град, а эти звуки не с чем не спутать. Туда, где люди разговаривают на улице по телефону и подолгу, где ходят в наушниках, слушают музыку, не вздрагивают при каждом шуме. Где с наступлением темноты не надо сидеть дома, со страхом слушая, какой район Донецка на этот раз разбивают, думая, фух, это далеко, успокаивая себя тем, что это не рядом, что это разруха и смерть в 6-9 км от тебя.
Ты приезжаешь в город, где нет войны. Ты видишь гуляющих на улице людей. Они не оглядываются, когда маршрутка отъезжает и выходящий пассажир хлопает дверью.
Много звуков. Шум города. Шумно в магазинах, оживленно на улицах. Донецк сейчас больше похож на Чернобыль, особенно ночью. Очень тихо – пугающая тишина. Она режет слух. Если обстрелы стихают, то слышишь тишину – люди в домах на самом минимуме звука слушают телевизор. Мало говорят. Шума нет, звуков жизни нет. Нет музыки, нет шумных компаний подростков.
Ожидание прилета. Когда тихо – это еще больше пугает. Когда неизвестно, с какой стороны и что будет лететь. В тихое время в Донецке чувствуется, как вскипает мозг, как ожидается подвох, что сейчас прилет будет… Вне Донецка, в безопасности, тишина очень долго пугает.
Ночью просыпаешься от того, что тихо. Попросту не понятно, что происходит. И снится война, снится дом, и боишься, что твои родные, что остались, не выживут, у них уже истерика от происходящего…
Что нет выхода, что это нескончаемый день, который повторяется. Каждый день просыпаешься, а уже гахает. Засыпаешь, нет, не засыпаешь, вырубаешься от того, что организм от недосыпания и перенапряжения сам выключает. Хотя и гахает. Хотя и за окном кипит котел Сатаны и прилетают снаряды, там, далеко, в нескольких километрах рушатся дома и уходят в мир иной люди – взрослые, дети, старики…
Снаряд не разбирает, где и на ком разорваться. Убить всю семью, или кого-то оставить в живых. Он просто прилетает и несет смерть и разруху. Ты ложишься спать – и думаешь, как бы проснуться целым и невредимым.
А ночные обстрелы – когда прилеты рядом, когда не поймешь, что это происходит, когда мозг еще не проснулся, а ноги уже несут подальше от окна, в дальнюю комнату, в ванную, куда угодно от того места, где ты находишься, и где кажется, что безопасно. Ложная безопасность – если рванет снаряд в квартире – то это все. Уже не спрячешься, хотя и бежишь, думаешь, авось пронесет. Смотришь фото в инете – кто-то успел укрыться в дальней комнате, остался цел. Кто-то лег на пол, осколки не изрешетили его тело. Но чаще всего – неожиданно прилетел снаряд, рванул– и вся семья полегла в ошметках своей квартиры, в тех вещах, технике, мебели, которыми облагораживали и делали уютнее свою жизнь… Как радуешься за тех счастливчиков, которые остались живы и только сильно испугались, когда снаряд не разорвался.
Лотерея, когда смерть крутит барабан и не известно, кто же вытянет черную метку. Рулетка, в которой твоей жизнью играет снаряд. Попадет-не попадет. Беспощадная игра, которая косит людей. За что?
А просто так…
И ты живешь в этом аду, кипишь в этом чане, и уже нет чувства, что скоро это все закончится. Только бесконечность муки. Когда утром звонят близкие и друзья – спросить одно единственное – “Жива?” “Целы?” Когда после очередного обстрела по сводке видят твой район, звонят узнать, жива ли ты и твои родные…
Как живется во время обстрелов? Да как, просто замечательно. Если кто-то хочет это почувствовать, то читая – этого не понять. Это надо ощущать. В этом надо жить и выживать…
Кто нажимает на кнопку пуск, кто отдает приказы, кто наваривает деньги на боевых действиях – их бы на Октябрь, на Петровку, пожить в Донецке пару часов-дней. И посмотрим, как быстро наступит мир после того, когда они почувствуют на своей шкуре, каково это.
Каково видеть страх в глазах родителей, отчаяние в глазах детей, которые еще толком не научились говорить, но уже понимают, что происходит вокруг и почему мама и папа плачут ночами…
01.02.2015
Мария Коледа, Александр Головин (Донецк)
