А.И. Фурсов – Что нас ждёт впереди?

Беседу вёл О. Морозов, «Наш современник»

1. Куда идёт этот мир (т.е. как выглядит картина будущего)?

– Мир стремительно идёт к концу капитализма. От последнего не так много осталось: рынка практически уже нет, есть глобальные монополии; государство отмирает; гражданское общество скукоживается; политика превращается в комбинацию административной системы и шоу-бизнеса, деньги потеряли ряд функций и в значительной степени перестали быть деньгами; европейцы утратили одну из своих основ – трудовую этику, капиталу почти удалось поглотить, сожрать труд, но и сам он от этого перестаёт быть капиталом.

1.1. Кто строит новый мир?

– Одновременно идут два процесса: разрушение старого мираи оформление нового. Старый капиталистический мир ломает капиталистическая же верхушка – он ей больше, по крайней мере, в перспективе, не нужен. С середины 1970-х годов идёт демонтаж капитализма. Он как бы «едет» в своё «додемократическое прошлое», в эпоху «железной пяты» и ост-индских компаний, этих предшественниц нынешних транснациональных корпораций, только более крутых, чем эти последние. Свёртывание прогресса и есть способ создания мировой верхушкой их нового мира.

Для большей части человечестваэтот «новый мир» обернётся новыми «тёмными веками» – не путать со Средневековьем, стартовавшим в IX в. Распадом империи Карла Великого. «Тёмные века» – это время между серединой VI в. (окончательно перестала работать система римских акведуков; 476 г. как конец Римской империи – фальшивая выдумка римских первосвященников, выпячивавших таким образом свою роль) и серединой IX в.

Темновековье – это, действительно, эпоха мрака и крови, в отличие от оболганного деятелями Ренессанса и особенно Просвещения(жуликами типа Вольтера) Средневековья – светлой, вплоть до начала XIV в. Эпохи; XIV-XVII вв. – новое темновековье, у которого, впрочем, был столь же зазывный, сколь фальшивый фасад – Ренессанс.

1.2. Есть ли альтернатива западной модели будущего (новым темным векам)?

– На данный момент такая альтернатива просматривается плохо. Сейчас главное не дать реализоваться темновековому проекту, а там будет видно. Альтернатива – сопротивление глобальной повестке, т.е. курсу на варварское сокращение населения планеты, разрушение государства (суверенитета), семьи, науки, образования, здравоохранения, последнее, как заметил М. Мур, превращается в здравозахоронение.

1.3. Есть ли возможность вернуться на тот путь развития, по которому планета шла 50-60 лет назад?

– Едва ли. Возвращения и реставрации в истории невозможны. Невозможно повторить уникальную эпоху 1945-1975 гг. – рывок человечества во главе с СССР в будущее, рывок, искусственно прерванный тупой советской номенклатурой и расчётливой верхушкой капиталистического мира. Советская верхушка за этот ситуационный союз расплатилась разрушениемСССР.

1.4. Можно ли вернуть людям уверенность в завтрашнем дне, надежду и оптимизм?

– Оптимизм – это состояние души сильных и цельных людей, умеющих не просто менять обстоятельства, но создавать их. Оптимизм – это нелёгкий, но в то же время радостный труд, часто наперекор судьбе. Оптимизм нельзя дать, подарить, вернуть. Он рождается в борьбе. Разумеется, есть биохимическая (генетическая) основа оптимизма, тем не менее, оптимизм – социальная функция здоровых обществ.

Достаточно сравнить советское общество середины 1930-х – середины 1960-х годов («Нам нет преград на суше и на море», «Туманность Андромеды» И. Ефремоваи многое другое) с советским же обществом 1970-1980-х годов – усталым, циничным, саркастическим и безрадостным. И это притом, что жить в 1970-е годы стало комфортнее, легче и сытнее; страх ушёл, а счастье не наступило. 1960-е годы были кратким мигом надежд, которые не осуществились ни у нас, ни в мире.

1.5. Можно ли поставить прогресс на службу всем людям (или хотя бы большинству)?

– СССР пытался. И лет тридцать у нас это выходило. Значит – можно. Только нужно быть бдительными и помнить сталинское предупреждение о том, что, по мере развития социализма, классовая борьба обостряется, т.е. налицо угроза перерождения. Так оно и произошло, причём одними из первых переродились определённые сегменты ЦК КПСС и КГБ. Недоработала партийная инквизиция.

1.6. Мечта – черновой набросок будущего. О чём же люди мечтают сегодня?

– Разные люди мечтают о разном. Это зависит от того, на что они ориентированы – на явь, навь или правь. Т.е. либо на мир тёмных и вульгарных страстей (богатство и удовольствие любой ценой для себя лично и в ущербдругим), либо на солидарный труд на основе социальной справедливости и сохранения своей этнокультурной идентичности.

2. Проблема «золотого миллиарда» – самая опасная проблема современности, согласны ли Вы с этим?

– Проблема «золотого миллиарда» в том виде, в каком она формулировалась, не является самой опасной, поскольку миллиард этот размывается. В Европе его размывают арабы, турки, курды, африканцы, и их будет всё больше. Такое впечатление, что европейскую часть «золотого миллиарда» списали и спускают в «унитаз истории», то ли пытаются селективным путём с помощью выходцев с Юга выработать из европейцев новый тип, который не числом, а уменьем станет биться за будущее.

Правда, пока что молодые образованные европейцы эмигрируют в Канаду, Австралию, Новую Зеландию, но не в США, где скоро будет тоже горячо. Ведь там социальные проблемы замешаны на расовых: негры, которых теперь принято называть афроамериканцами, испаноязычные (латинос).

Расовый и этнокультурный состав Запада меняется. Собственно, Запада в привычном смысле уже и нет. Есть постзападное постхристианское общество, стремительно закатывающееся в «лунку Истории».

Какой-то план у тех, кого Б. Дизраэли называл «хозяевами истории», а писатель О. Маркеев «хозяевами мировой игры», есть, но, во-первых, похоже, ситуация выходит из-под контроля. Во-вторых, развёртывается борьба внутри мировой правящей элиты (она ведь не едина) за будущее. Вот на этих противоречиях нам и надо сыграть, как это сделал Сталинв 1930-е годы.

2.1. Какое место отведено России и русским (в обобщённом смысле этого слова, т.е. жителям России) по этому плану?

– В исходном плане места для русских и многих других незападных народов, думаю, нет. Но, повторю, план, похоже, ломается. Впрочем, несколько линий глобалисты обрабатывают очень жёстко: разрушение государства, семьи, образования, здравоохранения и науки. Это часть их глобальной повестки.

Поэтому, несмотря ни на какую риторику и ситуационные громкие акции во внешней политике, я поверю в благие намерения только такой властиу нас, которая остановит погром науки, образования и здравоохранения, т.е. поломает глобальную повестку в этих областях. Что это за борьба за суверенитет государства сегодня, если всё идёт так, что завтра некому и нечем (отсутствие здоровых мужиков и мозгов) будет его защищать?

2.2. Какой план можем предложить вместо этого мы?

– Мы – это кто? Народ, олигархи, власть? Чтобы предложить план, нужно иметь стратегию. Чтобы иметь стратегию, нужно иметь идеологию. У нас государство – формально – без и внеидеологическое, а удел тех, у кого в сегодняшнем мире нет идеологии, а следовательно, своего проекта будущего – пикник на обочине истории в ожидании, что, может быть, хозяева позовут на новый праздник жизни.

Не позовут даже служивших им «плохишей»: «Рим предателямне платит». Цель у России может быть только одна – выжить и победить в XXI в., сохранив идентичность, население и территорию. Это – программа-минимум.

Сделать это можно только путём создания социальной системы, основанной на социальной справедливости, тогда Власть и Родина становятся одним и тем же. Люди могут убивать из-за денег, но умирать из-за денег никто не будет. За Родину – будут, Великая Отечественная войнаэто показала.

Потому-то мы и победили – за нами была справедливая социальная система, чей коллективистски-антикапиталистический характер соответствовал русским архетипам сознания и подсознания и культурно-историческому коду; как говорил Александр Блок, большевизм «есть свойство русской души, а не фракция в Государственной думе».

XXI век станет временем жесточайшей борьбы за будущее, когда целые государства, этносы, культуры будут нещадно, без сантиментов стираться Ластиком Истории. Отморозки от власти (имя им легион, один пример – посмотрите на лицо X. Клинтон) не остановятся ни перед чем.

В этой борьбе выживут и победят сплочённые социальные системы, спаянные единым ценностным кодом, характеризующиеся минимальной социальной поляризацией и имеющие в себе высокий процент носителей знания, эдакие нации-корпорации.

Олигархические системы в этой борьбе не выживут, их участь – стать экономическим удобрением, навозом для сильных; собственно, иного они и не заслуживают.

Во второй половине XX в. олигархизировавшиеся структуры власти в СССР дважды блокировали прогресс и жестоко поплатились за это. В середине 1960-х годов СССР готов был совершить научно-технический рывок в будущее, превратившись из системного антикапитализма в реальный посткапитализм, однако это было не в интересах как советской номенклатуры, так и верхушки мирового капиталистического класса.

Прорыв был жёстко заблокирован, а взлёт цен на нефть и детант внесли в советские верхи чувство успокоенности и глубокого удовлетворения. У нас нередко брежневские времена вспоминают с умилением – стабильность, уверенность в завтрашнем дне. И в краткосрочной перспективе так оно и было, однако в среднесрочной (не говоря уже о долгосрочной перспективе), брежневская эпоха была проеданием будущего, временем упущенных исторических возможностей.

«Мешковатые старики… боявшиеся собственных жён» (Э. Неизвестный) профукали будущее системы – она умирала в них и посредством них. И это притом, что в многослойном СССР существовал супермощный научно-технический комплекс, который должен был рвануть в будущее не позже начала 1990-х годов.

Однако, если порыв 1960-х подсекли детантом и нефтью, то второй – перестройкой и разрушением СССР, в основе которых лежало банальное желание части советской номенклатуры «записаться в буржуинство». Остаётся надеяться, что состоявшаяся в самом конце 1980-х годов эвакуация режима была не только финансовой, но и научно-технической. Впрочем, «выстрел из будущего» – это прекрасно, но и самим надо не плошать.

3. Чтобы России (и нам вместе с ней) выжить в сложившейся ситуации, необходимо отбиться от внешней атаки. Известна истина, что, когда собаку бьют палкой, та, чтобы спастись, должна кусать не палку и даже не руку, а горло того, кто держит палку. Для того чтобы найти это горло, нужно очень хорошо представлять себе структуру современного мира, знать силы, действующие в нем и места их обитания.

3.1. Даёт ли наука, которую представляете Вы, ответ на эти вопросы?

– Да, даёт. Враг России – глобальные ростовщики и обслуживающие их политики, журналисты, шоу-деятели, причём не только за пределами нашей страны, но и внутри неё. В последнем случае, речь идёт о регрессорах, рушащих ценностные, интеллектуальные и технологические основы нашего общества.

Но они всего лишь безликие функции глобальной матрицы, чапековские саламандры, о которых писатель говорил: «Они приходят как тысяча масок без лиц». Иными словами, главный враг – глобальная матрица, эдакая выросшая до планетарных размеров паучиха Шелоб из «Властелина колец». Кстати, идею глобальной Матрицы (G-Matrix) как структуры и средства, навязывающей мировому населению определённый образ мышления, выдвинули деятели Римского клубаещё в 1970 г.

3.2. Есть ли механизм, связывающий научные достижения с практической политикой (или дипломатией, или кто там сегодня решает задачи выживания и власти) в нашей стране?

– Задачи выживания и побед в любой стране должно решать, прежде всего, руководство страны. Вопрос в том, насколько умело и честно оно это делает, насколько отождествляет себя со своей страной. Наконец, насколько развит у него инстинкт самосохранения, насколько он сильнее хватательного инстинктаи страсти к красивой жизни.

Если последние перевесят, то рано или поздно явится История в виде Шелоб или собственного народа и скажет с нехорошей ухмылкой: «Ты всё пела? Это дело: так поди же, попляши!» И пляска эта скорее всего будет Dance macabre – пляской смерти.

3.3. Есть ли в России силы, способные привести её к спасению?

– Надеюсь, что есть. Но вообще-то спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Как пелось в «Интернационале»: «Никто не даст нам избавленья: Ни бог, ни царь и ни герой. Добьёмся мы освобожденья Своею собственной рукой». Мы долго раскачиваемся, но быстро ездим. Так что надежда всегда есть.

3.4. Как их найти и сплотить?

– Лучший способ сплочения – общее дело на основе общих ценностей. Но какое общее дело может быть у богача и бедняка, вора и нищего?

3.5. Какую идеологию должна принять Россияв XXI веке?

– Идеологии не висят в магазине на вешалке, они рождаются в кровавых и жестоких кризисах как ответ на вопрос, какое будущее мы хотим для себя, наших детей и внуков. Великие идеологии современности – марксизм, либерализм (умер в 1910-е годы, не путать с тем, что называют так сейчас на Западе и, тем более, в России) и консерватизм родились в Европе в эпоху революций 1789-1848 гг.

3.6. Не пора ли в России создавать военно-духовное сословие?

– Сословия не создаются, они возникают в ходе истории. Думаю, однако, время сословий, как и монархии, прошло – отжили, vixerunt, как сказал бы Цицерон. Тем более, в истории России сильной сословной системы, как и аристократии, не было.

3.7. На протяжении последних 400 лет в начале каждого века Россия участвовала в войне, грозящей ей уничтожением:

1610-е годы – Великая смута;

1710-е – Северная война;

1810-е – Отечественная война с Наполеоном;

1910-е – Первая мировая.

Это случайность или закономерность? Сейчас идут 2010-е.

– Могу привести другой ряд: Ливонская (1558-1583), с Польшей(1654-1667), Семилетняя (1756-1763), Крымская (1853-1856), Великая Отечественная (1941-1945). Их значение не меньше, так что мистики цифр тут нет.

4. «Хозяева истории» строят свои модели общества будущего. В связи с этим возникает ряд вопросов:

4.1. Всякая ли модель, придуманная человеком, сможет функционировать (т.е. быть жизнеспособной)?

– Конечно, не всякая.

4.2. Всякая ли модель будет способна к развитию?

– То же самое.

4.3. Есть ли критерии, позволяющие различать жизнеспособные и нежизнеспособные системы ещё на этапе их моделирования?

– Боюсь, что нет. Мы можем оценивать лишь степень вероятности. Может быть хилая модель, но мир вокруг меняется, и данная модель оказывается наиболее адекватной – это как рецессивная мутация в развитии биосистем. И наоборот: есть сильная, хорошо адаптированная модель, но резко меняется ситуация и условно: динозавры вымирают, а маргинальные «землеройки» захватывают освободившиеся экологические ниши.

4.4. Есть ли методология, позволяющая строить заведомо жизнеспособные системы?

– В стремительно меняющемся мире скорее возможны принципы негативного ряда – т.е. то, чего не следует делать.

4.5. Есть ли своя модель будущего у нас?

– Пока я её не вижу. А вообще модели рождаются в борьбе, в частности – в сопротивлении Злу.

5. Вы неоднократно упоминаете в своих лекциях теорию систем. Но единой для всех теории систем нет, их десятки.

5.1. Какую из них имеете в виду Вы?

– Теория систем – штука универсальная, у неё есть подразделы, например, теория живых (антиэнтропийных) систем, куда входит общество.

5.3. Есть ли сейчас в этой теории систем приложение, описывающее общество?

– Есть различные теории социальных систем, например, теория формаций Маркса, кстати, далеко не худшая. Теории Александра Богданова, Вильфредо Парето.

6. Какова роль авраамических религий в жизни общества?

6.1. Как вы относитесь к работе Л.Н. Толстого «Почему христианские народы вообще и в особенности русский находятся теперь в бедственном положении»?

– Толстой зафиксировал очевидные вещи – отличие того, о чём, согласно Евангелиям, учил Иисус, от того, что стало Библейским проектом, у истоков которого стоит Павел, в последнем на самом деле много осталось от Савла.

Действительно, там, где у Иисуса – любовь, у Павла и церкви – страх; Иисус конфликтовал с властью, Павел и церковь призвали к подчинению им. В схеме Павла много от Ветхого завета– этого «окна уязвимости» христианства. Неслучайно в России в XIX в. Ветхий и Новый завет не печатали под одной обложкой.

Что касается различий между мечтой, революционным порывом, с одной стороны, и организацией, этот порыв утилизующей, то Ф. Достоевский посвятил этому «Легенду о Великом инквизиторе». Иисус вряд ли додумался бы до инквизиции, иезуитства и догмата о непогрешимости папы.

6.2. Согласны ли Вы с тезисом, что после Христахристианство было переписано фарисеями?

– После Христа христианство было не переписано, а создано; процесс создания длился 150-200 лет (III-IV вв. н. э.), когда был создан корпус литературы и выстроены – по модели Римской империи – иерархия и территориальное устройство. Был разработан Библейский проект, адекватный новой эпохе.

Если до этого в зоне Средиземноморья социальный контроль носил внешний характер, главными были «культурастыда» и внешне-силовой контроль – «египетская модель», нашедшая максимальное воплощение в Римской империи и римском праве, то изменившиеся условия потребовали более тонких и более глубоких, интериоризированных форм уже не просто социального, но социально-психологического контроля – изнутри. Отсюда – «культура совести».

Т.е. мир и человек на рубеже I тыс. до н.э. – I тыс. н.э. настолько усложнились, что одного насилия оказалось мало.

Библейский проект – это и есть комбинация внутреннего и внешнего подчинения с приматом первого, причём часть функций внешнего подчинения взяла на себя христианская церковь, поэтому многие социальные движения принимали форму ересей.

К концу XV в. католическая церковь настолько скомпрометировала себя, а ереси настолько расшатали её положение, что ей был брошен вызов со стороны протестантизма. Будучи ударом по католицизму и противостоя ему (по накалу – вплоть до религиозных войн XVI – первой половины XVII вв., по сравнению с деятелями которых наш Иван Грозный– это пример гуманизма и набожности), протестантизм парадоксальным образом не только ослабил, но временно отчасти укрепил Библейский проект.

Во-первых, он создал его более современную (в плане ориентации на деньги, на успех, на селективную избранность – в этом плане протестантизм есть максимально иудаизированная версия христианства), более жестокую и в то же время более простую форму; во-вторых, стал своеобразным клапаном для исхода недовольных из Pax Catholica, внеся в последний успокоение.

Но ненадолго. Время работало против обеих версий христианства, отколовшихся от ортодоксии (православия). Наступала новая эпоха, для структурного и рефлексивного управления в которой нужно было институционально оформленное рациональное знание – наука. И не случайно в той же Франции развитию такого знания (например, в лице Декарта) способствовали иезуиты.

В XVIII – начале XIX в. Библейский проект, трещавший по швам, пережил ещё одну мутацию: христианская вера была отброшена, и появилась сначала протоидеология в виде проекта британских масонских лож, реализованного главным образом на французской почве, – Просвещение, а затем идеология в трёх её базовых формах: консерватизм, либерализм, марксизм.

Это были уже безрелигиозные, т.е. терминальные формы Библейского проекта, выступавшие одновременно и как средства борьбы, и как формы социального контроля над резко усложнившейся общественной средой.

Как когда-то христианские священники отодвинули или уничтожили жречество (на территории Руси– ведическое), так в XVIII-XX вв. масоны, идеологи либерализма, марксизма, нацисты обрушились на христианскую церковь. В данном случае, весьма уместно вспомнить фразу блаженного Августина о том, что «наказания без вины не бывает», или: каким судом судите…

Вообще нужно сказать, что исходная сложность христианства, отражающая сложность европейской цивилизации эпохи поздней античности (элементы античности, иудейской и германской традиций), – это одновременно и сила, и слабость. Сложная композиция может быть разобрана на части. Это ислам един – его можно только на куски рубить, а вот христианство чревато неожиданными мутациями.

Ведь заметил же Н.А. Бердяев, что христианство чревато католицизмом, католицизм – протестантизмом, а протестантизм – атеизмом (я бы добавил сюда масонство). Это одна линия. Католицизм чреват вырождением в неожреческую иерархию. И разве папа римскийпосле принятия догмата о непогрешимости папы – это не верховный жрец неоязыческого по сути культа?

А непростые отношения христианства и иудаизма, уже провозглашённого римским первосвященником «старшим братом»? И не является ли «старший брат» Большим Братом? Кто-то скажет: откуда язычество? Христианство – монотеистическая религия. Но, во-первых, «язычество» – это негативный ярлык, который представители авраамических религий вешают на всё неавраамическое.

Во-вторых, иудаисты и мусульмане ставят под сомнение «твёрдую искренность» христиан в монотеизме – Троица, иконы. Так что не всё так просто с христианством, и то, что способствовало его экспансии, может оказаться серьёзной проблемой. Впрочем, кажется, в том же Ватиканехорошо это понимают.

В настоящее время Библейский проект почти на финише, равно как и феномен идеологии; мировые верхушки срочно ищут замену. И уже сегодня кое о чём можно догадаться.

С одной стороны, «хозяева мировой игры» лихо крушат образование и науку, уводя первое и вторую в закрытые структуры, стремясь превратить население в вечных подростков, которым культуру заменяют комфорт и чувство глубокого физического удовлетворения.

Приведу только два примера – американское кино и телевидение. В своё время журналист Д. Робинсон в газете «Таймс» написал следующее: «1985 год войдёт в историю как самый мрачный период в американском кино. Именно в этом году Голливудпосле почти семидесятилетнего господства в кинопромышленности отбросил всякие претензии на то, чтобы служить здоровому интеллекту взрослого человека».

А вот что поведала ведущая довольно примитивной передачи о здоровье «Жить здорово» Е. Малышева. В передаче «На ночь глядя» (от 11.02.2016 г.), взахлёб повествуя о своём журналистском обучении вместе с другими восточноевропейцами в США в середине 1990-х годов, она сказала, на кого их учили ориентироваться в своих телепередачах: «Вы должны делать телевидение по простоте изложения для одиннадцатилетних недоразвитых подростков…»

Судя по передаче, она это и делает. Какой контраст с передачами о здоровье советского времени, которые вела, например, умная, интеллигентная, далёкая от самодовольства и воспитанная Э. Белянчикова!

Превращение взрослых людей в недоразвитых подростков, живущих не интеллектом, а гормонально-инстинктивными программами, попросту говоря, дебилизация (этому служат и всевозможные ток-шоу) преследует простую цель: воспитать абсолютно несамостоятельную личность, которую будет легко подключить к глобальной коммуникационной сети в качестве полностью управляемой «клетки». Творческого, минимально интеллектуального человека в «клетку» электронного мозга, контролируемого неожрецами и техно-магами, не превратишь.

С другой стороны, всё больше средств вкладывается в исследования NBICS – нано-био-инфо-когно-социо. Речь, по-видимому, идёт об установлении дистанционного контроля живущей на плавучих городах или в недоступных сухопутных анклавах элиты над психосферой массы населения.

Что-то подсказывает мне: сегодня в виде и под маской дистанционного образования, максимально примитивизирующего само образование, исключающего из него личностное начало (учитель) и дебилизирующего объект обучения, на самом деле отрабатываются методы и формы дистанционного психосоциоконтроля «верхов» над «низами».

Думаю, однако, эта схема провалится, прежде всего – в России. Борьба с регрессорами требует одну важную вещь: их ни в коем случае нельзя персонализировать, это не личности, а функции, биороботы Матрицы, внешне цивилизованные и порой благообразные орки. Но орк есть орк, т.е. нечто своей воли не имеющее и подгоняемое чужой злой волей.

6.3. Разве христианство это не религия, созданная рабовладельцами для рабов?

– В конечном счёте, если огрублять, спрямлять и определять нечто по социальной функции, то да, – Иисус, ясно, это о другом. Но ведь и Маркс – это одно, а марксизм – это другое, недаром Маркс говорил, что он не марксист. Интересно, что бы сказал Иисус о творцахсистемы христианства, не говоря уже о нынешнем состоянии последнего? Думаю, вспомнил бы своё «не мир, но меч…».

Впрочем, «рабовладельцев и рабов» можно поменять на «феодалов» и «крестьян», «буржуа» и «пролетариев». Христианская церковь просуществовала в трёх социальных системах – антично-рабовладельческой, феодальной и капиталистической (и даже в системном антикапитализме – СССР – сохранилась, правда, в модифицированном чекистамивиде).

6.4. Согласны ли вы с тезисом, что исповедание чужой (пришедшей от другого народа) религии– это духовное порабощение?

– Конечно, согласен. Это духовная диверсия, когда чуждый имплант интериоризируется, и некая система (этнос, государство) становится почвой для самореализации Чужих.

Заёмные боги – это как кредит под очень высокий процент, только отдавать долг приходится не деньгами, а искорёженной исторической судьбой.

6.5. В лекциях Вы говорите: «Ордынский период был самым благоприятным для РПЦ». Не привело ли принятие Ордой в XIV веке ислама к борьбе на уничтожение?

– Не привело. Православные священники молились в церквях за басурманского царя, благоволившего к ним. А вот, как только Орда ушла в небытие, русские властители сразу же взялись за церковь. Первые шаги в этом направлении сделал Иван III, продолжили – круто – Иван IV и – мягко по форме, но жёстко по содержанию – Алексей Михайлович. Ну, а Пётр I привёл форму в соответствии с содержанием: патриархия была отменена, вместо этого учредили Синод, де-факто – министерство по делам церкви.

Так что действия большевиков по отношению к церкви, если отвлечься от эксцессов Ленина и Троцкого, а также полутроцкиста Хрущёва, вполне в русле и традиции русской власти. В России со времён оболганного Ивана Грозного церковь всегда была при власти, самодержец был главнее церковных иерархов, которым, в случае чего, быстро указывали их место. Поэтому-то церковь и поддержала в 1917 г. февралистов, предвкушая свободу от верховной светской власти.

Весьма недальновидно: вскоре большевики им это объяснили. Кстати, в это же время, только намного более зверски (латиноамериканский темперамент), мексиканские революционеры объясняли католическим священникам их историческую неправоту. Беда только, что в обоих случаях – русском и мексиканском – пострадало много ни в чём не повинных простых священников.

6.6. Годится ли нам православие в качестве государственной идеологии?

– Православие не годится в качестве государственной идеологии по нескольким причинам. Во-первых, религия и идеология – принципиально разные формы организацииидей; идеология по своей сути есть отрицание религии; совпадение функций в данном случае неважно. Во-вторых, как говорил В.Г. Белинский, русский мужик не религиозен, он суеверен.

Кстати, до середины XVII в., до реформы Алексея – Никона на русском православии лежал сильный отпечаток ведической «религии». До этого поворота не было формулы «я – раб божий», вместо этого – «отрок божий», т.е. потомок бога. Это типичная формула ведической «религии» славян, в которой боги – предки людей.

В-третьих, в России под православием, как и под монархией, черту подвёл 1917 г. – vixerunt (отжили). Интересно, что, как только после февральского переворота солдатам разрешили не ходить на молебны, более 80% перестали это делать – вот такой «народ-богоносец».

Вообще у нас представление о русском человеке сформировано несколькими писателями, которые русского мужика практически не знали. Это, прежде всего, Лев Толстойи Фёдор Достоевский, фантазии которых (в одном случае светлые, «дневные», в другом – больные, «ночные») мы принимаем за реальность.

Читать-то в этом плане надо прежде всего Н. Лескова, отчасти Г. Успенского и А. Чехова, ещё от меньшей части – И. Бунина. Но это к слову.

В-четвёртых, Россия – полирелигиозная страна, я уже не говорю о том, что у нас полно атеистов (вот я, например, атеист). А то, что бывшие коммунистические начальники со свечкой в церкви стоят, так это у них просто замена партбилета. Был партбилет, теперь вместо него иконка и свечка. Как говорил Аввакум, «ишо вчера был блядин сын, а топерво батюшко».

В-пятых, время религии во всём мире уходит; нынешний взрыв исламизма – явление политическое, это арьергардные бои.

7.1. Почему в соцлагере повсеместным явлением было недовольство жизнью и правительством?

– Причин несколько. Во-первых, люди не ценили то, что имели. Они видели фотографии или кадры из западных кинофильмов – полные прилавки, 100 сортов колбасы и сыра, модная одежда; они сравнивали зарплаты. При этом они «забывали», сколько на Западе уходит на уплату налогов (до 50%), «забывали» про платную медицину и образование, кредитное рабство, коротенький отпуск.

А у себя «забывали» добавить к зарплате те расходы, которые несёт система по обеспечению бесплатной медицины, образованияи многого другого. Когда после разрушения они это почувствовали, было поздно. Как говорится в Коране: «Пусть наслаждаются, потом они узнают!»

Сегодня ясно: для России и Восточной Европы десятилетия социализма были лучшим и в плане благосостояния, и в плане исторической субъектности временем.

Во-вторых, социализм – значительное более уязвимое для критики общество. Он постулирует социальную справедливость и равенство, а они-то как раз и нарушались в ходе развития социализма и превращения номенклатуры в квазикласс, удовлетворяющий свои материальные потребности в значительной степени на Западе. Это было явным противоречием реальности и прокламируемым идеалам.

А вот капитализм (и постсоветская реальность в той же РФ, Чехии, Болгариии т.д.), тем более, когда после разрушения социализма некого бояться и некого стесняться, как бы заявляет: да, у нас эксплуататорское общество, рынок, конкуренция – выживает сильнейший – это и есть свобода.

Многие претензии, которые можно предъявить социализму, не могут быть предъявлены капитализму. Что можно сказать тому, кто постулирует: «Да, вот такое я дерьмо! Это норма!» И что тут скажешь? Иными словами, значительная часть недовольства в соцстранах – это недовольство нарушением принципов социализма и глупая уверенность, что это можно исправить инъекцией капитализма.

Исправили? Стало лучше? Перефразируя Гоголя: «Ну что, сынку, помогли тебе твои пиндосы? Стала твоя родинавторым Пиндостаном?»

В-третьих, почти всех жителей Pax Socialistica в той или иной степени раздражал СССР, раздражали русские – сильные всегда раздражают. Всех – по разным причинам: поляков – потому что мы их били и потому что, как бы они ни кичились, великой культуры не создали, а как были, так и остались (и остаются) задворками Запада, а Россия и великую культуру создала, и империю.

Многих – потому что легли под Гитлера, а русские не только не легли, но и хребет сломали Третьему рейху; у нас есть Победа – у кого в Европе ещё она есть?

Русские – единственный славянский народ имперского типа, создавший успешную империю (сербы тоже имперский народ, но исторически по объективным причинам им трудно было добиться успеха). Это противопоставляет русских почти всем славянам, а также всем неимперским народам, оказавшимся в русской орбите, но так и не выработавшим исторической благодарности за то, что русские всегда защищали их от Запада, прежде всего от немцев, от волчьей тевтонской стаи.

Поэтому прав был К. Леонтьев в своём скепсисе по отношению к «славянскому братству». «Имперское братство» прочнее. Надо помнить об этом, когда к середине XXI в. под натиском миллионов арабов и негров Европаначнёт трещать и народ ломанётся в Россию за защитой. Нам надо будет «вспомнить всё» – без злорадства, но и без эмоций, только с трезвым расчётом.

Хватит спасать неблагодарных, которые на второй день после очередного спасения плюют нам в спину и начинают косить «под Запад». Когда я слышу, как те же поляки говорят «мы – Запад», мне хочется сказать им: «Расскажите это немцам!»

***
Продолжение

Источник.