В продолжение к рассуждениям тов. Мараховского об идейно-содержательной составляющей художественного произведения «Солнечный удар» считаю уместным осмотреться в современном контексте, в котором существует новый фильм Никиты Михалкова.
***
«Солнечный удар», как мне представляется, подвёл черту под рефлексией советской(точнее, позднесоветской и постсоветской) творческой интеллигенции относительно событий русской Смуты начала ХХ века. Любопытно отметить: рефлексия эта привела советскуютворческую и всякую другую элиту к отождествлению себя с теми самыми сословиями, на чьём месте эта советская элита оказалась в результате Октябрьской революции и последовавшей сталинской реставрации-модернизации. То есть сама по себе эта рефлексия – лишнее доказательство того, что единая и преемственная русская история давно уже впитала в себя катастрофу 17-го года, переварила её, все «разрывы» тщательно заживила и потекла себе далее своим тысячелетним путём.
Классическая русская советская культура эту очевидную логику давно заметила – в рабочем, так сказать, порядке. Потому что это же очевидно. От Михаила Булгакова и Алексея Толстого до Михаила Шолохова, от «Чапаева» до «Служили два товарища» и «Адъютанта Его Превосходительства», – это всё о ней, о трагедии и логике русской революции в пространстве русской истории и в измерении русской нравственности.
И теперь вот Михалков видит то же самое очевидное – подытоживая, повторяю, изыскания позднесоветской и постсоветской рефлексии.
…Смуты не берутся из ниоткуда – ни из злобных экстремистов, ни из их коварных заморских спонсоров. Они берутся из объективных вызовов, на которые правящие классы и сословия не могут адекватно ответить, а то и вовсе их не замечают. Предкатастрофная элита, метафорично представленная в образе сброда истерикующих институток, переодетых в русских офицеров, бодро довела страну до февральского цугундера, что ей и было жёстко поставлено на вид страной, которой цугундер не понравился. И если «Россия, которую они потеряли», элите глубоко безразлична (а небезразличны только персональные развлечения и гешефты от неё), то Россия, которая есть на самом деле и которую никто никуда не терял, – непонятна и ненавистна. Следовательно, в непотерянной России остаётся Егорий, выросший в Георгия Сергеевича, которому важна Россия сама по себе, – кстати, стержневой содержательный персонаж фильма и единственный в классическом понимании «положительный герой». Через 25 лет после финальных титров Егорий распишется на рейхстаге, потом запустит к космос Гагарина, а до того ещё успеет отстроить великую индустриальную державу и по дороге убедительно выиграть начатый в фильме диспут с тов. Землячкой о сущности русского «красного проекта».
Вот такая немудрёная логика русской истории. Не поспоришь.
Таким образом, тов. Михалков, суммировав в трёх часах экранного времени практически всю рефлексию и все мифы о «России, которую мы потеряли», подводит жирную черту под попытками позднесоветской и постсоветской творческой и иной элиты «переиграть» русскую Смуту ХХ века. Не получается – так же, как на другом участке рефлексии у той же публики не получается «переиграть» Великую Отечественную. С какой стороны ни зайди, каким творческим находкам ни подвергай, – всё равно получается ровно то, что было и есть на самом деле.
***
Мы ведь можем считать, что тов. Михалков не просто подытожил рассмотрение большой темы в некоем маргинальном ракурсе, но и открыл рассмотрение её же в актуальной повестке. И это нужно нам вовсе не затем, чтобы как-нибудь раскудрявее организовать торжества (или, напротив, покаянные стоны) в честь надвигающегося 100-летнего юбилея и Белого Февраля, и Красного Октября.
Это нужно нам ради восстановления в головах и душах единства, непрерывности, преемственности отечественной истории. Для безоговорочного осознания – на уровне рефлексов – каждым гражданином своей сопричастности именно с этой историей именно этого Отечества, а не чего-то нафантазированного.
Сто лет – достаточный срок, чтобы принять в себя даже такие трагические события, как революция и гражданская война. И чтобы поместить себя в одно с ними историко-культурное пространство. Не коверкая свою историю во имя искусственных идеологических конструкций и не оправдывая ими чью-то сегодняшнюю несостоятельность или чьё-то сегодняшнее воровство. Не воспроизводя насильно в своих воображениях давно решённые конфликты. Не выдумывая себе других предков и другой истории – а созидая во славу их новых себя, краше прежних.
И это не интеллигентский каприз. И даже не причуда Путина, который инициировал и юбилейные осмысления событий второго десятилетия прошлого века, начиная с Первой мировой, и подготовку единого учебника истории – неукоснительного образовательного канона, проще говоря. Это – базовая составляющая нашего историко-культурного кода, обязательная характеристика качественного гражданского общества как преемника своей же истории, как созидателя истории будущей.
Это, в конце концов, актуально в прикладной жизнедеятельности государственно-гражданского организма. Реальность начала XXI века диктует вызовы, подозрительно складно зарифмованные с вызовами столетней давности. Правильное понимание тех уроков – это шанс успешно пройти и сегодняшние испытания.
http://www.odnako.org/blogs/pereslushayte-muziku-revolyucii-eshchyo-raz-po-sledam-filma-solnechniy-udar/