Интервью с депутатом Одесского областного совета от партии «Родина», который с прошлого года воюет в армии ДНР-Новороссии, о том, как он топил украинские военные катера и брал в плен националистов из добровольческих батальонов
– Вы с друзьями-одесситами приехали в Донбасс к Бесу (Игорю Безлеру — авт.) в Горловку… Правильно ли я понимаю, что ты договорился сражаться у него в отряде?
— Мы приехали туда вчетвером. Все люди были, как говорится, с определенным опытом и подготовкой…
– Ты же офицер?
— Да. Все мы, четверо, офицеры. Среди нас любителей нет. Все профессионалы. Мы можем выполнять специальные задания.
– У вас как бы сложилась диверсионно-разведывательная группа? Кстати, а опыт пребывания в горячих точках у тебя был до этого?
— Нет, но я всю жизнь прослужил в войсках специального назначения. Я — спецназовец.
– Начали вы вчетвером, а какое количество бойцов в итоге у тебя в отряде стало?
— Несколько сотен. Когда мы воевали в Луганске и Горловке.
– А почему у тебя такой позывной «Сват»?
— Это сокращение от «Савенко Вадима Анатольевича, террориста» (смеётся — авт.).
– Как вместе с Бесом воевать было? Он нормальный командир?
— Грамотный командир, хороший организатор, человек с определенной харизмой, поэтому его уважали и в Горловке, и бойцы его уважали.
– А почему так получилось, что, по-моему, в июле 2014 года его уже в Горловке не было, а вместо него командовал «Боцман»?
— Меня уже тогда не было в Горловке.
– Почему из Горловки вы передислоцировались в Луганск?
— Потому что на луганском направлении было сложно. Это был как раз тот момент, когда «укропами» было взято Счастье. Металлист также был на грани взятия. Мы были вынуждены перебазироваться туда, где тяжелее.
– Твой первый бой был в Горловке?
— Да.
– Стрелок уже к тому моменту ушел из Славянска?
— Нет, он был еще там. Первый бой у меня был прямо на подступах к Горловке. Мы устроили засаду. Ждали колонну противника. Она была небольшая. Уничтожили четыре автомобиля.
– Помнишь своих первых пленных? Разговоры с ними?
— Конечно. Они были из моего родного полка спецназа. Я, если так можно выразиться, оградил их от посягательства на их честь и достоинство.
– Их что, могли пристрелить?
— Да. Но их, в конце концов, обменяли на своих.
– На тот момент какой был потенциал у украинской армии? Они умели сражаться?
— Они и до сих пор не умеют.
– Так, а какая разница между вами? Ты бывший украинский офицер, и они украинские офицеры.
— Дело не в офицерстве. Боеготовность же состоит из нескольких составляющих, в том числе определенного набора знаний и навыков, а Украина все 23 года своей независимости только и делала то, что уничтожала свою армию. Я же это хорошо помню. Чем занимались? Красили бордюры, порядок в тумбочках наводили. Топлива нет, поэтому боевой подготовки никто не проводит. Были даже времена, когда за прыжки с парашютом офицеры платили свои собственные деньги.
Власти Украины пытаются все свалить на Януковича. Мол, это он всю армию развалил. Да ее разваливали еще задолго до него.
– Давай вернемся к летним боям. Когда Стрелок (Стрелков) отошел, то многие города в ЛНР пришлось тоже оставить.
— Тактически это было сделано правильно. Если бы не отошли, то был бы тот же самый Дебальцевский или Иловайский котел, но только мы бы туда попали. Война — это ведь не только наступление. Есть и маневренная оборона, есть и плановый отход.
– В ЛНР ты в чьем подразделении воевал?
— Мы были уже самостоятельны. Основная наша задача была в выявлении и уничтожении радиолокационных станций, которые использовались артиллерийской разведкой. Их поставляли американцы. Они засекали наши комплексы, а потом «укропская» артиллерия била туда.
– Потери были?
— У меня, слава Богу, нет ни одного двухсотого за 9 месяцев боев. Раненные, конечно, были.
– А когда вы под Новоазовск перебазировались?
— Когда началось наше наступление на юг, к Азовскому морю. Нам же, как нормальному государству, был необходим выход к морю. Вот мы этот выход и пробили. Мы проделали марш на танках. Была у нас и мобильная техника. Определенные артиллерийские системы. Заняли Щербак, первое село, севернее Новоазовска. Это ближе к границе с Россией. Разгромили пограничную заставу. Там, по-моему, стояла Тернопольская территориальная оборона (батальон — ред.). Взяли большие трофеи: 50 автоматов, снайперские винтовки, кучу боеприпасов. Сожгли БТРы и автобус. Пленных не брали. Укропы разбежались по кукурузным полям.
После Щербака быстро взяли Новоазовск. Народ нас встречал с цветами. Просто укропы там сильно беспредельничали. Вся тамошняя милиция за исключением руководителей перешла на сторону ополчения. Порядка 30 пограничников перешли на сторону ДНР. Они так и остались потом пограничной стражей.
– А расскажи подробности о том ставшем уже легендарным случае, когда вы затопили украинские катера. После этого случая ты стал известен всему Русскому миру и СБУ.
— Нам тогда сообщили, что уже как сутки в тот район, в территориальные воды Новороссии, заходят боевые корабли. Два катера. Первый день заходили, второй, третий. Спрашиваю: какая до них дальность? Отвечают: три километра. Средства поражения, имевшиеся у нас на тот момент, позволяли нам уничтожить катера противника.
Мы зашли на побережье, развернули два расчета ПТРК и из них расстреляли два эти катера.
– А почему тогда так и не взяли Мариуполь, ведь город покинули и военные, и «правосеки»?
— Я могу только догадываться об этом. Мы реально начали наступление на Мариуполь, но получили команду «стоп», остановившись на рубеже Широкино-Ленинское-Дзержинское, где и проходит фронт. Слухи тогда ходили разные. Например, о том, что там заминирован завод «Азовсталь» и при взрыве будет большая экологическая катастрофа, которая повлечет за собой огромные жертвы среди мирного населения. Мы остановили наступление 3 сентября, а 5 сентября было заключено перемирие.
И насколько я понимаю, мы узкой полосой выдвинулись в сторону Мариуполя, поэтому точно также могли быть легко отсечены от своих, и тогда не было бы подвоза боеприпасов и оружия.
В итоге, мы бы все погибли, героически защищая Мариуполь.
– А почему украинская армия так всегда быстро оказывалась в котлах — в июне на границе с Россией, в августе — в Иловайском котле, в январе — в Дебальцевском?
— Я это могу объяснить только шапкозакидательством украинских военных. Сейчас они зарываются в землю. Делают укрепрайоны как в Дебальцево. Оборудуют по науке опорные пункты. А изначально, сужу по Зеленополью, они выставляли по периметру базового лагеря технику, внутри ставили палатки, ставили также артиллерийские системы, из которых безнаказанно обстреливали ополчение и мирные города Донбасса.
Потом в случае наших ответов они оттаскивали подбитую технику и завозили новую. После того, как мы уже взяли достаточное количество трофейных артиллеристских систем, мы стали их много и часто обстреливать. В Зеленополье и около Изварино они из-за этого понесли первые серьезные боевые потери. То же самое получилось и под Иловайском. Когда они вошли в город, получился выступ. Тактически им надо было остановиться или выровнять фланги, но они решили, что и так сойдет. А мы их в итоге окружили.
В настоящий момент уровень обученности ополчения ДНР и ЛНР приобрел армейские параметры. Нам не надо помощи российской армии. Это я к тому, что, помнишь, как тем летом все хотели, чтобы в Новороссию вошла российская армия и помогла нам. На самом же деле, воевали шахтеры и простые рабочие.
Кстати, командир украинского полка спецназа, военнослужащие которого были нами пленены, это мой бывший подчиненный. Мы с ним встречались на блокпосту между Металлистом и Счастьем. Я ему говорю: «Виталик, я вот здесь стою. Позади меня мой город, где я родился и закончил школу. Там похоронена моя мама. Вот в этом городе до сих пор живут мои родственники. Как ты думаешь, как я буду со всеми вами поступать? А вот ты-то зачем сюда приехал?».
– А он тебе что ответил?
— Ну, я военный, я выполнил команду. Я ему сделал предложение: давайте вместе объединимся и пойдем на Киев…
Ты понимаешь, среди даже среднего звена украинских офицеров война стала своего рода бизнесом. Ведь ни для кого не секрет, что отделения «Новой почты» переправляют награбленное ими. Они снимают газовые котлы, которым по 10-15 лет, в разрушенных домах пенсионеров и отправляют домой. Ты же знаешь, как эти семидесятилетние бабушки собирают по копеечке, по гривне из своих скудных пенсий на эти котлы. Доходит до того, что они уже вырывают подоконники в домах.
К тому же у украинской армии нет поддержки у местного населения. У бойцов низкие морально-боевые качества. Мобилизованные не готовы с нами воевать. А добровольческие батальоны — это первые мародеры. Они ведь используются как заградотряды.
– Ополчение Новороссии часто упрекали тем летом в том, что среди бойцов процветала махновщина и бандитизм. Ты сам с этими явлениями сталкивался?
— Под видом ополчения объединялся криминалитет и занимался всеми этими недостойными делами. Сейчас такого нет. Вот ко мне в апреле приехал из Луганска знакомый. Говорит, что там уже нет преступности. Просто порядок навели. Очень жестко сейчас пресекается преступный элемент. Мародерствовать нельзя, воровать нельзя, грабить людей нельзя.
– Как ты оцениваешь победу Новороссии под Дебальцево. Некоторые говорят: да, это была победа, но она досталась большим количеством крови. Ты согласен с этим?
— Смотрите, если сравнить с Иловайском, то там, в Иловайске, был маленький котельчик. А вот в Дебальцево была определенная наступательная операция, которую проводила армия Новороссии. Наступление всегда предусматривает потери большие, чем в обороне. К тому же там был хорошо по науке выстроен укрепрайон. Под Дебальцево ведь соотношение было один к одному.
– Говорят, что у вас было десятикратное превосходство по артиллерии. Это правда?
— Не в курсе. Больше меньше, не знаю. Знаю только, что у ополчения-то украинская артиллерия. Вот их артиллерией мы их и утюжили.
– Потери у Новороссии большие?
— Меня всегда смешат «укропские» отчеты. Типа «Азов» сжег 100 танков при подходе к Новоазовску. Да у меня их было всего шесть.
– А как тебе бойцы «Азова»?
— Был у меня пленный майор из «Азова». Не помню уже, как его зовут. Он был ранен в ногу и сильно боялся, что его расстреляют. Мы ему оказали первую медицинскую помощь, накормили, привели в чувство. Говорю ему: ты мне тут не нужен, я тебя поменяю на десятерых рядовых ополченцев. Он мне дает телефон их командира Белецкого. Я ему звоню, сообщаю о майоре и о своей готовности обменять его на десятерых ополченцев. Он мне: позвони в пять. Потом позвони в десять. А после выключил мобилку и больше не включается. Пришлось майора отправить в Донецк. Не знаю, каковой его судьба была в дальнейшем. Думаю, его обменяли. Так что, видишь, они сами не захотели даже своего обменять.
– А что этот майор рассказывал тебе об «Азове»?
— Я с ним разговаривал больше с военной точки зрения. Помню, 22-летнего спортивного парня. Спрашиваю, что тебя побудило пойти в «Азов». Ты что, такой убежденный бандеровец? Националист? Отвечает: нет, мне понравилась, что там выдают красивую форму и можно «мародерить».
Он мне рассказывал, что Мариуполь был поделен по зонам. Вот эта, например, рота может «мародерить» вот в этом районе, а вот здесь «мародерить» нельзя, потому что тут другая рота «мародерит». И еще рассказал, хочешь верь, хочешь нет, что они, как настоящие спартанцы, чтобы стать друг другу побратимами, мужик с мужиком… ну, в общем, ты понял. Нормальный же мужчина таким заниматься не будет. Ему это не нужно, чтобы иметь побратимов.
– Ты веришь в Минские договоренности?
— Я считаю, что не надо заниматься шапкозакидательством. Мол, мы бы их после Дебальцево громили бы и дальше. Надо понимать, что за Украиной стоит потенциал 30 миллионов населения. Все-таки Украина имеет регулярные вооруженные силы. Перемирие нужно Новороссии, чтобы качественно улучшить состояние вооруженных сил. К тому же надо чтобы и мирное население отдохнуло. Надо заняться налаживание мирной гражданской жизни.
– Как чувствуешь, война по новой будет?
— Такие предчувствия есть.
Беседовал Александр Чаленко