СМОТРИТЕ, КТО УХОДИТ
Все чаще кажется, будто течение времени ускорилось.
Еще 20 мая на портале Atlantico оживленно обсуждался проект энергетического соглашение между США и ЕС в рамках Пакта о трансатлантической торговле и инвестициях (TTIP), неопубликованный текст которого добыли авторы HuffingtonPost. Речь шла о снятии ограничений для экспорта из Америки в Европу сланцевых углеводородов.
Уже 21 мая актуальность дискуссии была немилосердно скорректирована. LosAngelesTimes принесла весть, потрясшая умы экспертов по энергетике, а еще больше – лоббистов TTIP в Европе. Оказалось, что на месторождении Монтеррей в Калифорнии объем извлекаемых запасов сланцевой нефти составляет вовсе не 137млрд баррелей, а всего 600млн. Общий объем разведанных запасов американской сланцевой нефти тем самым сократился сразу на 39,2%.
Еще 20 мая Мартин Индик, посол США в Израиле при Клинтоне, основатель Отдела ближневосточных исследований BrookingsInstitution, где планировалась арабская весна в Египте (со ставкой на Мохаммеда Эль Барадеи и «дерадикализированных» с его помощью «Братьев-Мусульман»), был спецпредставителем Барака Обамы по ближневосточному урегулированию.
Уже 22 мая Индик был отправлен обратно на должность вице-президента Brookings, а его место в качестве и.о. занял экс-юрист аппарата сенатора Джона Керри Фрэнк Левенстайн.
Еще 20 мая в состав консорциума, разрабатывающего месторождение «Левиафан» на шельфе Средиземного моря между Израилем и Северным Кипром, входила австралийская компания WoodsidePetroleum.
Уже 21 мая WoodsidePetroleum сообщила, что инвестиции в «Левиафан» ее больше не интересуют. Публично объяснялось, что Woodside рассчитывала заниматься сжижением газа. Но партнеры из американской NobleOil и израильских Delek и Avner решили вместо этого строить трубопровод. Стройте без нас, предложила Woodside, и без наших $1,37млрд. По совпадению, Мартин Индик до своей дипломатической карьеры занимался нефтяным бизнесом в Австралии.
Еще 20 мая осведомленный украинский военный эксперт Дмитро Тымчук сообщал со ссылкой на источники с места событий о том, что российская сторона подготовила «коридор» для вывода ополченцев из Донецка и Луганска. Тымчук специально об этом сигнализировал руководству «антитеррористической операцией», чтобы они не дали уйти лидерам ДНР и ЛНР. В тот же день Верховная Рада приняла Меморандум о взаимопонимании и мире, текст которого накануне на круглом столе, устроенном миссией ОБСЕ, озвучивал бизнесмен Вадим Новинский, депутат Верховной Рады, в 2012 году избранный от Севастополя, младший партнер Рината Ахметова в холдинге SystemCapitalManagement (SCM).
Уже 21 мая Ринат Ахметов отправился в Киев, громогласно отмежевавшись от изложенных в меморандуме идей федерализации. Армейские части возобновила обстрелы городов Донбасса, а ополченцы захватили несколько сотрудников миссии ОБСЕ. А сам глава миссии, многолетний председатель Мюнхенской конференции по безопасности Вольфганг Ишингер, вместо того чтобы удвоить свои дипломатические усилия, вышел из игры.
Фактически за одни сутки со сцены одновременно ушли три геополитических проекта, убывающие в приведенном перечислении по степени утопичности. Чем масштабнее был проект, тем больше последствий от его краха.
Приманка диверсификации, то есть избавления от пресловутой «иглы» «Газпрома», для европейских стран-потребителей была самым привлекательным элементом TTIP — а кое-где, например, в Прибалтике, доходила до уровня национальной мифологии. Без этой приманки Вашингтону куда труднее «впарить» Старому Свету соглашение, реальная суть которого состояла а) в реиндустриализации США и деиндустриализации Европы, б) в создании общего барьера от «засилья» китайских товаров.
Объектом американского соблазна был не столько Брюссель, где в этом году ротируются все ключевые кадры, сколько Берлин с устойчивой «широкой коалицией» и с давно внушенным негативизмом к ядерной энергетике. Если дорога к атому закрыта, а Россия – партнер, которого требуется наказать за территориальный реваншизм, то кроме как к Америке, повернуться Берлину было некуда.
Тот проект ближневосточной геоэкономической дипломатии, который персонифицировал Мартин Индик, был предметом консенсуса экс-госсекретаря Хиллари Клинтон с дипломатическим ведомством Евросоюза. Замена завода по сжижению, который предполагалось строить на Кипре, на экспортный трубопровод с ветвями в Грецию и в Турцию была одной из многочисленных альтернатив российскому «Южному потоку». Правда, политическим условием для этого была нормализация израильско-турецких отношений, для чего оптимальным представлялось тем или иным способом избавиться от премьера Эрдогана. 12 мая на собрании актива правящей Партии справедливости и развития новый глава МВД Эфкан Ала рассказывал, что движение богослова Фетуллы Гюлена начало прослушивание телефонных разговоров и сбор информации о правительстве Турции после резкого выступления премьер-министра Реджепа Тайипа Эрдогана против Израиля в связи с ситуацией вокруг сектора Газа на форуме в Давосе в январе 2009 года.
Трубопровод, как и во всех подобных случаях, был исключительно предлогом. Главным бенефициаром ухода Эрдогана должны были стать албанские теневики, контролирующие наркотранзит через турецкую территорию. Те же теневые группы имели сильные позиции в Боснии и Германии.
Вольфганг Ишингер, член правления стокгольмского Института мира (SIPRI) и Комиссии за безъядерный мир «Глобальный ноль», в качестве директора по политическому планированию МИД Германии участвовал в переговорах по Боснии в Дейтоне, а в 2007 году был представителем ЕС в «тройке» по Косово. Когда по инициативе Дидье Буркхальтера он взял на себя полномочия главы миссии на Украине, Юлия Тимошенко еще рассчитывала на успех на выборах при поддержке Хиллари Клинтон и Кэтрин Эштон. Но американская клановая конъюнктура обернулась спиной к «опции Тимошенко».
СТУШЕВАВШИЙСЯ БЕРЛИН
Рассказывают, что вплоть до 20 мая Ринат Ахметов был убежден в успехе Тимошенко едва ли не больше, чем она сама. Другое дело, что он, как и Юлия Владимировна, предпочел бы перенос выборов под каким-либо предлогом, и в то же время заинтересован в сохранении налоговых послаблений для своего бизнеса, что требовало экономической децентрализации.
Представлялось, что план Ишингера – по условиям которого в случае победы Порошенко он не распускает Раду, а Тимошенко не устраивает «третий Майдан» — позволит Германии позиционироваться в качестве неотъемлемого медиатора в украинском кризисе, а не просто страны-потребителя. Так бы оно и случилось, если бы две конкурирующие стороны были в равном статусе. В этом случае СКМ сохранил бы контроль над юго-восточными регионами на условиях, устраивающих Москву.
Сигналом о том, что план состоялся, должно было стать избрание Новинского председателем фракции «Партия регионов» — вместо луганчанина Александра Ефремова.
Заинтересованные партнеры — а еще одним партнером Новинского, в частности, в Приднестровье, является Алишер Усманов – очевидно, восприняли подготовку этой замены как предлог для разоблачений не только и не столько самого Ефремова, сколько руководителей ополчения в Донецке и Луганске, а также оказывавших им отдельную – то есть «через голову» Ахметова – поддержку российским бизнесменам, общественным и творческим деятелям.
Досье Кашина, позже дополненное «Новой газетой», ничуть не помогло никому из заинтересованных лиц – разве что пополнило перечень потенциальных объектов западных санкций. Ахметов срочно собрался в Киев, словно вообще утратив интерес к судьбе своего бизнеса в Донбассе, ополченцы вторглись в его владения, а голосов для избрания Новинского главой фракции не хватило.
Не состоялось и другого компромисса, увязанного с планом Ишингера – по возвращению долга «Газпрому». Экономический блок временного правительства вместе с руководством Нацбанка – то есть окружение премьера Арсения Яценюка – использовал кредит МВФ для других целей. Публично говорилось о пополнении золотовалютных резервов, а по неофициальным сведениям, упомянутые средства до Украины вообще не дошли, а были использованы для некоего зарубежного «зачета», То есть для возвращения средств неким более важным для Яценюка лицам, по кулуарным обязательствам (что-то очень похожее имело место в бытность премьером Павла Лазаренко).
Казалось бы, претензии в связи с этими фиаско следует предъявлять кому угодно, только не Москве. Тем не менее, хотя основные политические условия меморандума (Юлия Тимошенко не устраивает «Третий майдан», а Петр Порошенко в случае победы не распускает Раду) были исполнены, доброго слова от германской стороны Москва с тех пор не слышала. В том числе и от корпоративных партнеров, больше всех заинтересованных в стабильности долгосрочных газовых контрактов. Хотя кому, как не им, следовало вмешаться в переговоры по новым условиям цен, тарифа и поставок, не дожидаясь введения предоплаты и обоюдных исков «Газпрома» и «Нафтогаза» в Стокгольмский суд?
Берлин состроил мину Москве как бы из-за отсутствия «деэскалации» в Донецке и Луганске. Однако это отсутствие деэскалации не смутило другую постимперскую державу Европы – Францию. 23 мая на Петербургском экономического форуме от Германии не присутствовал даже самый открытый противник санкций против России – президент Siemens Йео «Джо» Кезер. Зато от Франции прибыли: гендиректор Total Кристоф де Маржери, главный исполнительный директор Alstom Патрик Крон, президент EDF Анри Прольо, вице-президент GDFSuez Жан-Франсуа Сирелли. При этом Total не отказалась от участия в проекте Ямал-СПГ в партнерстве с НОВАТЭК, несмотря на включение главы компании-партнера в персональный санкционный список США. При этом Госдеп публично возмущался нежеланием Парижа расторгнуть контракт по Mistral, а о российско-французских газовых проектах промолчал.
И опять же французское руководство Airbus в предельно тактичной форме пояснило, что не хотело бы менять статус кво в получении сплавов с ВСМПО АВИСМА – которое, напомним, получает сырье с украинских заводов Дмитрия Васильевича Фирташа.
А Дмитрий Васильевич Фирташ, несмотря на пребывание под подпиской о невыезде по ордеру ФБР, дал пространное интервью нескольким престижным западным изданиям. При этом интервьюеры также проявили предельный такт и не задавали традиционных вопросов о его отношениях с Семеном Могилевичем.
Портал «Украинская правда» 23-24 мая, перед самыми выборами, разразилась обстоятельным и совершенно бесстрастным исследованием под знаковым заголовком «Время Ф». Уже во вступительном абзаце сообщалось, что по сведениям редакции, Дмитрий Фирташ не сядет в тюрьму, а напротив, будет прощен. Несмотря на то, что публично согласился платить налоги с деятельности своих предприятий в Крыму в российский, а не в украинский бюджет. В июне Крымский содовый завод Фирташа получил официальную российскую регистрацию.
КОГДА ФОРТУНА НЕ УЛЫБАЕТСЯ
Чем отличается Хиллари Клинтон от Джона Керри в глазах Ближнего Востока – не в части личных симпатий, а в реалиях результата деятельности?
Команда Хиллари Клинтон опиралась и опирается поныне, как на рукоятку меняющихся осей, на Катарский эмират, со времени президентства ее супруга получивший статус не только опорного вассального государства, но и центра идеологического влияния в пределах всего мусульманского мира, он же Большой Ближний Восток. Использование ихванов против ваххабитов было вооружено «технологиями 2.0», которые готовились для всех (кроме Катара) стран региона. Саудовская корона успела физически нейтрализовать этот инструмент в начале февраля 2011 года, но лишь благодаря собственной игре тогдашнего главы Пентагона Роберта Гейтса, которого мстительная госсекретарь последствии выжила с должности. В тот период художествам Хиллари не мешали и республиканцы, благо их собственные стратегические институты, в особенности Институт анализа глобальной безопасности (IAGS), уповали на энергетическую самодостаточность США, а лоббисты сланцевого газа играли на этом поле в две руки с экологистами, стращавшими арабскую общественность глобальным потеплением.
В то же время, по тем же соображениям идеолого-политических осей, команда Клинтон до определенных пор не трогало Турцию, в чем с ней были опять же солидарны как республиканские институты, так и традиционно протурецкое лобби Lockheed. Но эта позиция стала размываться по мере развития гражданской войны в Сирии, где клиентура саудовского принца Бандара нашла себе, опять же на время, консенсус с турецкими дилерами суррогатной войны, а катарские структуры оказались на другой стороне «межоппозиционного» фронта.
Команда Керри, напротив, была изначально связана прочными нитями со всевозможными старых и новых антитурецких лобби – от курдско-албанских теневых кланов до армяно-греческих союзников Национального ирано-американского совета, который много лет опекал экс-замгосекретаря Томас Пикеринг. Он же – член правления StimsonCenter, занявшегося созданием американо-ирано-афганской оси.
В палестино-израильском вопросе обе группы номинально занимались одним и тем же – лоббированием палестинской государственности. На практике различались как партнеры, так и подходы. Клинтоновская команда имела здесь давнюю опору в партии «Авода», лидеров которой обслуживала троица личных пиарщиков Клинтона — Карвилл, Гринберг и Шрум. Вместе с Джорджем Соросом и Дэвидом Абрахамом они приложили руку и к анархо-феминистскому перформансу на тель-авивском бульваре Ротшильд летом 2011 года. Идеологическая суть не отличалась изыском: они занимались здесь одновременной «дерадикализацией» ислама и иудаизма.
Однако со времен Ариэля Шарона левый спектр израильских партий был расколот: часть популярных политиков перетекла в центристскую «Кадиму», в рядах которой оказался и патриарх Шимон Перес. С возвращением Нетаниягу на пост премьера центристов «зажали», многих осудили по уголовным статьям, но ниша была востребована: так, на фоне «арабской весны» из «Аводы» вышла группа экс-премьера (и экс-клиента Карвилла) Эхуда Барака, в дальнейшем на практике проводившая линию Шарона. В середине мая Барак, уже находящийся в отставке, призвал Вашингтон поддержать египетского диктатора Абд эль-Фаттаха аль-Сиси. Силовики, вышедшие из шароновской «шинели», не скрывали своей заинтересованности в сохранении Башара Асада на посту президента Сирии.
Экс-глава «Кадимы» Ципи Ливни долго пребывала под обаянием Хиллари Клинтон. Однако «по разнарядке» она оказалась партнером Джона Керри по переговорному процессу, и это партнерство ее устраивало. Вмешательство Мартина Индика в процесс стало раздражающим фактором для всех сторон. На него, как на недавнего лоббиста ихванов, и повесили «всех собак», когда российский МИД, сыграв на недоверии Аббаса, ввел в игру заместителя главы ХАМАС Мусу Абу Марзука. Нельзя же было вслух признаться, что Москва обвела вокруг пальца Вашингтон.
Премьер Израиля ждал и не мог дождаться, когда наконец на американскую сцену выйдет Джеб Буш. Но Бушу мешал перевес, достигнутый кланом Клинтон в Афганистане.
В затянувшемся тайм-ауте на горизонте появился Митт Ромни, что оказалось очень даже на руку клану Керри. В пользу как Ромни, так и Керри играло появление на ближневосточной сцене Папы Римского: у него было больше общего языка с номинальным католиком Керри и мормоном Ромни, чем с воинственно антирелигиозной и антитрадиционной стаей клинтоновских «дерадикализаторов».
Мартину Индику в этой компании никакого места не оказалось. От клинтоновских кадров Вашингтону не было никакой пользы и в переговорах с Эр-Риядом. Между тем сланцевое фиаско в Монтеррее лишний раз «тикало» Белому Дому о пользе взаимопонимания с саудовской короной. Образование надпартийного палестинского правительства оказалось очень удачным поводом для сближения с Эр-Риядом – и Обама не помедлил ни минуты с его поддержкой. Он, разумеется, знал, как на это отреагирует Нетаниягу, и был готов поставить его на место.
Орудием «постановки на место», по иронии, оказалась корпорация Lockheed. Ей было отдано предпочтение при заключении контракта с Польшей по модернизации ПРО, ради защиты от фантома российской агрессии. И опять же по иронии, именно украинский кризис в этой истории сыграл дурную шутку с Юлией Тимошенко.
Юлию Владимировну обслуживала израильская пиар-команда Таля Зильберштейна. Этот бывший партнер Карвилла и Гринберга также работал на Ицхака Герцога, нового председателя партии «Авода». Но Юлии Владимировне, чтобы одолеть Фирташа, как воздух нужна была поддержка лобби Lockheed, а эта компания «плюнула и растерла» в физиономию не только Нетаниягу, но и всего Израиля: польский контракт оценивался в $13млрд. Две опоры внешней поддержки разъехались в разные стороны.
24 мая Юлии Владимировне еще раз объяснили, что ей не следует «рыпаться», какими бы ни оказались результаты выборов. Она услышала эти наставления уже не от Ишингера, и даже не от Ангелы Меркель, а от той самой влиятельной дамы, от которой ждала поддержки. Даму звали Мадлен Олбрайт, а присутствовала она на Украине в качестве скромного наблюдателя на выборах. От своего имени, а также от имени лобби Lockheed, экс-госсекретарь пояснила, что она ничем не может помочь, и предупредила, что если Юлия Владимировна таки рыпнется, что активы в Австрии конфискуют как раз у нее.
Эти горькие слова дались мадам Олбрайт, надо полагать, с известным трудом. Но политический месседж был более чем ясен: скоро 2016 год, и чтобы Клинтон имела шанс в 2016 году победить, сегодня нужно спасать имидж правящей Демпартии. А правящей Демпартии сегодня нужно продать своему избирателю не новую войну, а мир. Period.
КРЫЛЬЯ ПАРИЖА
Чем отличается Германия от Франции – не в исторической проекции, а в современных идеологических, политических и экономических реалиях?
Германия зависит от углеводородов. По той причине, что свои АЭС она одну за другой закрывает, а тепловые электростанции заменяет рощами ветряных мельниц, вытесняющих настоящие леса и посевы. Немецкие специалисты-атомщики в условиях идеологического давления искали себе применение в Бразилии, но там также началось нашествие экологистов, причем в самой откровенно «майданной» форме.
Франция энергетически самодостаточна именно за счет АЭС. Ее специалисты также работают за рубежом, но предпочитают выбирать более защищенные от «майданов» государства – например, Казахстан или Азербайджан (в прошлом месяце было объявлено о намерениях VINCI продолжит брошенный советский проект АЭС в Азербайджане).
И французский, и германский истэблишмент не в восторге от пресловутой «эскалации» на Украине, но воспринимают его с разными эмоциональными оттенками. Германия воспринимает его с бессильным страхом, особенно когда на лентах агентств проскальзывает мелким шрифтом информация о проникновении некоей вооруженной группировки не куда-нибудь, а на Запорожскую АЭС. У Франции подход к той же проблеме практический: именно французская Framatome еще в 2003 году начала строительство хранилища отработанного ядерного топлива в чернобыльской зоне для собственных потребностей.
Что же касается политических различий, но они дали себя знать 25 мая. Поскольку в этот день выбирали не только президента Украины, но и Европарламент. И Франция оказалась единственной страной, где на первое место вышла партия из националистического спектра. Впрочем, описание сегодняшнего Национального фронта одним только термином «националистический». Или «праворадикальный» совершенно недостаточно.
Потому что, во-первых:
а) Сегодняшний Нацфронт, в отличие от большинства подобных образований (взять для примера латышских радикалов), не является подставным инструментом американской «право-левой» стратегии. Это действительно партия национальных интересов;
б) Его позиция не исчерпывается критикой Брюсселя, как у многих собратьев («истинных финнов», голландских «народников» и др.), равно как и шотландских и каталонских сепаратистов. Его приоритет – защита индустриального сектора от условий, навязываемых трансатлантическим TTIP. По этой причине, а не только по результаты выборов, комплименты, которые от Марин Ле Пен слышит Владимир Путин, весят больше, чем такие же комплименты, например, от эксцентричного Найджела Фаража (кстати, также француза) из британской UKIP. И в отличие от UKIP, никто уже не скажет, что современный Нацфронт не принадлежит к истэблишменту. По меньшей мере с тех пор, как в пользу этой партии высказался член Великой национальной ложи Франции Ален Делон.
Когда Ангела Меркель по поводу событий в Крыму заявила, что она «в ярости», эта ярость адресовалась не России и не Владимиру Путину. Канцлер почувствовала, что из ее рук уплывает европейский штурвал – в частности, потому, что ее страну подвешивают на крючок украинской ГТС. Этим подвешиванием занималась не Москва, а Вашингтон. Ресурса для противодействия у нее не оказалось. Теоретически она могла, конечно, апеллировать к Китаю – но эту возможность намертво связывали европейские выборы, где судьба ее партии, с ее достославным индустриалистским прошлым, оказалась в ловушке альянса под названием ЕНП, где погоду давно делали зацикленные на русофобии восточные европейцы. И такой же камень висел на шее ее протеже Жан-Клода Юнкера – католика и верного подданного люксембургского княжеского дома.
Грубая ошибка была сделана, когда Меркель на саммите США-ЕС стала просить Вашингтон о тех самых энергетических поблажках в рамках TTIP. Этой просительной позой завершилась германская фронда по поводу незаконных прослушек АНБ. Поза просителя – признак отказа от субъектности. Она должна была догадываться, что свято место пусто не бывает.
Франсуа Олланд рядом с Меркель казался политическим карликом. Но в некоторых случаях короля делает свита – когда осознает, что кроме Парижа, отстаивать интересы всего континента решительно некому. А тут еще подвернулся уникальный шанс – годовщина открытия Второго фронта в Нормандии, сама по себе создающая политическое предложение, от которого ни Барак Обама, ни Владимир Путин, ни новый украинский президент, кто бы это ни был, не может отказаться. Равно как и германский канцлер – который, кто бы это ни был, оказывается в этом историческом контексте в заведомо двойственной и неравноправной роли.
ЭЙФОРИЯ УНИВЕРСАЛЬНОГО ПОСРЕДНИКА
Иметь двух лоббистов лучше, чем одного. Шимон Перес за годы своей карьеры смог обеспечить особое отношение к себе и в Париже, где из-под полы покупал ядерные технологии, и в Вашингтоне, где умел выгодно продать связи в Иране и Ираке. В международном совете Центра Переса присутствуют и статусные ветераны политики, и международные теневики, и представители английской и французской ветвей Ротшильдов, а работу совета координирует Зев Фурст, представивший Дмитрия Фирташа американскому послу Тейлору.
Фирташу было у кого поучиться. За полтора десятилетия он поставил в зависимость от себя Boeing и Airbus, «Газпром» и «Ростех», православных иерархов и покупателей азотных удобрений из арабских стран. В грызне по доверенности за Украину преимущество было у тех, кто решил иметь с ним дело. А также с подчиненной ему машиной политического менеджмента во главе с Сергеем Левочкиным.
Команда Левочкина сделала Ринату Ахметову предложение, от которого он не смог отказаться. Ему было сказано поддержать единство Украины и обеспечить срыв голосования в Донецке и Луганске – и тем самым помочь Порошенко выиграть в первом туре. А взамен получить одесский Южный порт.
За поведением Ахметова внимательно следила мэйнстримная американская пресса. Вышло в свет уже несколько мажорных статей о том, как организованные им рабочие отряды теснят сепаратистов. Он знал, что после срыва «опции Ишингера» ситуация в регионе будет не в его пользу, что его империю в любом случае будут рвать на части и ДНР. И ЛНР, и поддерживающие их люди Януковича, и партнеры Порошенко, и даже партнеры опального Клюева – коль скоро им удалось заманить сына Байдена в собственный проект, и наконец, Коломойский. Он выбрал синицу в руках и отчалил в Киев, отдав империю на произвол судьбы и Сергея Таруты.
Посол Пайэтт, протеже Керри, и Левочкин, протеже Фирташа, получили 25 мая полный карт бланш. Тимошенко они подарили-таки второе место, зато Сергея Тигипко отодвинули на пятое с помощью двух оперативно вздутых мыльных пузырей – Ляшко и Гриценко. Уже не в первый раз Тигипко потратил немалые средства – на этот раз как собственные, так и средства Коломойского — о чем русскоязычная публика, которой адресовались его благостные посулы, не догадывалась. В числе посулов была и децентрализация, благо в ней Коломойский был заинтересован едва ли не больше, чем Ахметов.
Если в лице Тимошенко ставилась на место команда Клинтон, то в лице Коломойского – неоконсерваторы. Они получили щелчок по носу одновременно в Израиле. Когда «Ликуд» отказался продлить полномочия Переса, правительство Нетаниягу получило сазу несколько «щелчков». Конгресс отказался подписать договор о стратегическом военном партнерстве – под тем предлогом, что это помешало бы урегулированию ядерной проблемы Ирана. А два крупнейших израильских частных банка – «Хапоалим» и «Леуми» — подверглись «наезду» со стороны Федерального казначейства США.
Клан Керри-Байдена настолько «расставил пальцы веером», что Белому Дому пришлось призывать его к элементарной этике. Так, 30 мая Обама снял с должности собственного пресс-секретаря Джея Карни. И было за что. Пресс-служба умудрилась как бы случайно рассекретить имя главы резидентуры ЦРУ в Афганистане. После того как оно появилось в списке участников приема Обамы на базе Баграм, «спалившемуся» неофициальному представителю ведомства осталось только собрать вещи и уехать. Чего и добивалась команда Керри в отместку за то, что резидентура сработала в пользу Клинтон и Абдуллы Абдуллы. Джей Карни ушел, но на этом дело не кончилось: Абдулла чудом остался жив в результате очередного покушения.
КИТАЙСКИЙ КОЗЫРЬ КЕРРИ
Откуда у клана Керри взялась такая «борзость»? Ответом на этом может служить список участников Бильдербергского клуба. Впрочем, это становится ясно не сразу, в том числе ни для прессы, допущенной в кулуары. Так, спецкор Guardian Чарли Скелтон, обнаружив среди гостей необычно «густое» присутствие военных чинов, пришел к выводу, что весь замысел встречи состоял в распределении прибыли с предстоящей военной интервенции на Украину. Но как встреча в Нормандии, так и подбор кадров, предпринятый Порошенко, свидетельствовал о том, что к обострению ситуации Белый Дом особенно не стремится.
Если сопоставить список гостей этого года и двух предыдущих то в глаза бросятся три феномена. Первый — возвращение китайцев. В последний раз их приглашали в 2010 году на уровне заместителя главы финансового ведомства. На копенгагенской встрече 29 мая – 1 июня 2014 года Китай представляли два человека – «министр» (так в списке) Лю Хэ и профессор Хуань Ипин.
В октябре прошлого года WallStreetJournal посвятил господину Лю Хэ восторженную статью, из которой целесообразно привести обстоятельные выдержки:
Когда советник по нацбезопасности Том Донилон полетел в Пекин в мае этого (2013) года для организации саммита Китай-США, он не планировал встречи с одним из важнейших лиц, определяющих будущее Китая. Этого человека ему представил Си Цзиньпин. «Это Лю Хэ», — показал он на высокого человека ученого вида. «Это очень важный для меня человек». 62-летний Лю Хэ руководит департаментом, разрабатывающим новейший проект для китайской экономики, который будет представлен через месяц на закрытой сессии из 450 ведущих функционеров КПК. Ему поручено ни больше ни меньше как представить видение экономического развития на следующие 10 лет. Переговоры проходили в специальной комнате грандиозного Большого Народного Зала. Встреча этого года является критической: прирост экономики сократился с 14,8 до 7,5%, и МВФ предсказывает замедление до 4% к 2030. Цель высшего руководства – попытаться создать экономику, более близкую к США – продвигать культуру потребления, т.е. поощрять китайцев покупать больше автомашин, одежды, приборов и электронных устройств, которые Китай сейчас экспортирует – что также поддержало бы инновационные частные фирмы. Это был бы отход от старой формулы Китая – дешевый экспорт и огромные инвестиции в строительство дорог и даже городов. На пути Китая стоят многие из крупнейших бенефициаров прежней модели роста – как госпредприятия и местные власти, которым выгодно брать в долг, так и некоторые местные лидеры, которые усматривают в реформах риск увеличения дифференциации доходов. Другие, напротив, видят в прежней модели возможности для взяток. Выбор г-на Лю в качестве главного архитектора нового плана, одобренный многими чиновниками, академиками и другими посвященными людьми, посеял надежды на то, что рыночно-ориентированные реформаторы одержат верх. С 1990-х гг. господин Лю настаивал на реформах, основанных на рынке, вопреки возражениям правительственных чиновников, приверженных маоистским квотам на продукты. «Китай должен как можно быстрее изменить свою модель экономического развития», — писал он в 2011 году, особо подчеркивая необходимость поощрения спроса. Он использовал этот документ для очистки партии от леваков. Партия должна быть правящей, а не революционной, говорил он, ссылаясь на историю попыток трансформации Китая путем централизованного планирования и мобилизации. Пол мнению Майкла Спенса, лауреата Нобелевской премии из NewYorkUniversity, к которому Лю обращался за экономическими советами, Лю Хэ – пример китайского прагматизма; он считает, что рынки – важный механизм эффективности, хотя это для него не религия. Так считают многие специалисты и чиновники. В офисе Лю в ответ на наше письмо подчеркнули, что его личную роль в изменении экономической политике не следует преувеличивать, поскольку решения по экономической стратегии в Китае принимаются коллективно. Пока неясно, как далеко продвинется Китай с новым экономическим планом. Академики и государственные деятели, знакомые с предложениями Лю, уверены, что перемены наиболее вероятны в финансовом секторе. У Лю есть мощные союзники, считающие необходимым обеспечить свободу движения капитала в страну и из страны. В этих переменах усматривается увеличение конкурентоспособности в финансовом секторе. Банки делают легкие деньги, давая в долг огромным госкомпаниям, доминирующим в энергетике, транспорте и производстве товаров. Лю и его сторонники убеждены, что предоставление иностранному капиталу большей роли и внедрение конкуренции между банками за процентную ставку предоставит больше возможностей частным технологическим и сервисным компаниям, которые важны для реформ. Менее вероятно прямое расформирование госконцернов, которые отбрасывают предложения об усилении надзора или приватизации. Сопротивление вызывают и усилия по либерализации китайского законодательства, ограничивающего права мигрантов в получении медицинской помощи и образовании вне места проживания. Экономисты считают, что преодоление этих правил катапультирует больше мигрантов в средний класс – но местные правительства возражают, так как на них лягут более высокие социальные расходы. Тем не менее, многие наблюдатели считают реформы вероятными, так как Си дал сигнал об их поддержке. Несмотря на согласие с леваками по многим вопросам – в том, что касается почитании Мао или контроля над блогерами – Си проявил решимость к противостоянию замедлению экономики и к использованию спада для продвижения реформ. Он много лет работал в южных побережных провинциях Ф
уцзянь и Жэцзянь, процветавшими благодаря связям с Западом. Как говорит партийный чиновник, знающий о способе мышления руководства, время для реформы выбрано правильно: «у новых лидеров 10 лет впереди. Ели они будут сидеть на своих руках, случится беда».
Формальные полномочия Лю проистекают из его недавнего назначения главой Офиса Центрально руководящей группы по финансовым и экономическим вопросам. Этот статус консультирует Си и еще 6 членов Постоянного комитета Политбюро, которые являются окончательными арбитрами, и действует наподобие Национального экономического совета в США, оказывая влияние на принятие решений посредством создания рамки для опций, обсуждаемых лидерами. Однако более существенное влияние Лю происходит от его давнего знакомства с Си, своим одноклассником в 101-й пекинской средней школе в 1960-х. Он относится к его внутреннему кругу, он сопровождал его в ходе прошлогоднего визита в Южный Китай, имевшим много общего с аналогичной поездкой Дэн Сяопина в 1992 году. Однако за закрытыми воротами резиденции Чжуннанхай Лю знают мало. Получив экономическое образование в Китае, Лю затем учился в Школе управления им. Кеннеди Гарварда. Он получил влияние в рамках работы в Комиссии по национальному развитию и реформам, где разрабатываются пятилетние планы. До недавних пор, как говорят чиновники в Китае и США, его считали человеком, «пододвигающим карандаши» и имеющим мало влияния: он всегда говорил своей роли очень скромно и осторожно. Тем не менее, он проявлял самостоятельность – в частности, встречаясь с западными коллегами вне офиса, что нетипично для китайских чиновников. Когда Си возглавил партию, он возвысил Лю, сделав его главой Офиса Центральной руководящей группы. Его также включили в состав ЦК (в нем 205 человек), где обсуждаются важнейшие политические решения, что приравняло его по статусу к министру правительства, а также пост замдиректора Комиссии по национальному развитию и реформам. При руководстве Лю Офис Центральной руководящей группы получил особую роль в сборе экономической информации, что еще больше повысило его статус. В начале июня Лю отправил инспекторов в восточную провинцию Шаньдун для проверки «здоровья» крупных промышленных концернов. Но главный вызов для Лю – контроль над планом реформ в ноябре. Несколько месяцев назад он учредил 7 «исследовательских групп» по таким темам, как финансовая либерализация, фискальная политика, дерегулирование, урбанизация и земельные права, рассказывает Чэнь Ли из BrookingsInstitution. Секретность – на первом месте. Те, кто разрабатывают планы, не имеют права о них рассказывать», — говорит Кай Фэнь, старший экономист Китайской академии социальных наук, готовивший рекомендации по пересмотру политики в отношении (внутренних) мигрантов. «Обычно даже те, кто разрабатывают отдельные фрагменты программы, не признаются в этом». К середине сентября команда Лю старалась свести в единое целое 7 подготовленных фрагментов, рассказывают ученые. Главные политические усилия осуществляли Си и его единомышленники в Политбюро, говорит экономист Хуань Ипин из Пекинского университета. Осенняя пресс-конференция (такие проводятся каждые 5 лет) и раньше служила отправным пунктом перемен: в 1978 году, когда Дэну после культурной революции удалось обройти оппонентов и дать старт рыночной экономике, и в 1993 году, когда было решено, что госкомпании должны работать по правилам рынка. В финансовом секторе Лю может опираться на могущественных сторонников, особенно на главу Банка Китая Чжоу Сяочжуаня, с которым он совместно работал несколько лет. В июне они вдвоем предприняли усилия по замедлению кредитования так называемых теневых банковских институтов, которые извлекают прибыль из рискованных проектов недвижимости и инфраструктуры – что, как опасаются экономисты, может производить плохие долги и угрожает финансовым кризисом. Лю и Чжоу были озабочены тем, что банки не подчиняются инструкциям Си (которые им были переданы непублично), состоявшим в том, чтобы вместо таких банков предоставлять кредиты малому бизнесу и новым высокотехнологичным компаниям. Поле того, как Лю встретился с Си в июне и получил от него согласие, Банк Китая предпринял «сжатие» (ограничение в наличных средствах), который высушил кредитование путем поъема процентной ставки на межбанковском рынке до 30%. Лю таже поддержал планы Чжоу разрешить иностранцам больше вкладывать в Китай, также снимая ограничения с инвестициям китайских компаний за рубежом. В мае Лю взял на работу Фань Синьхая, старшего шанхайского чиновника, который превратил этот город в финансовый хаб, для разработки своего плана финансовой либерализации. Приглашение этого лица – бывшего чиновника Всемирн