21.01.2015
На протяжении долгих месяцев Стаханов слышал звуки стрельбы и видел проезжающие колонны военной техники. Каждый день, в любое время суток, можно было услышать звуки взрывов со всех сторон: ревела Максимовка, Ирмино, Алчевск.
Со временем большинство людей привыкло: ну стреляют – и стреляют… не по нам – и хорошо. Такие как я, с иронией относились к самой идее угрозы. ‘Нас не трогали и не тронут’. ‘Кому мы нужны?’. ‘Стаханов уцелеет’. Любой звук – даже самый близкий, громкий, дерзкий не вызывал уже никаких опасений. Это было где-то и с кем-то, но не с нами и не у нас.
Но вот этот день настал. 21 января 2015 года. Для многих эта дата уже обозначала конец, близость конца. А для нас все только началось.
Я была в школе, шел первый урок. Украинский язык. Как символично. Именно тогда Стаханов принял на грудь первые снаряды. Район ‘Ромашка’ потерял семь домов, 6 человек. Шесть жизней мирных жителей – среди них женщина и ребенок – отдал мой город.
Школы охватила паника. Всех быстро отправили домой, что лично я встретила с усмешкой. Видали мы уже такие эвакуации. Бомбили нас уже. По информации большинства СМИ, Стаханов пережил уже не одну атаку. Но это была неправда, и мы это знали. Однако в этот раз все было по-другому.
Придя домой, я увидела фото с места происшествия на просторах интернета. Тогда, наконец, я осознала, что война ближе. Война страшнее. Страшнее, чем отсутствие воды в кране месяцами; страшнее, чем бесконечная паника и слухи в городе; страшнее, чем пустой холодильник и крестик на панели связи. Война – это смерти, и вот мы это поняли.
Страх подобрался ближе, но я старалась его отогнать. Я отрешенно легла спать – недосып казался страшнее артиллерийского обстрела. Звонки родных и близких, слишком близкие залпы и напряженные нервы не давали уснуть.
Когда, наконец, удалось немного поспать, раздался очередной звонок. Бабушка. Она живет именно в районе Ромашка, но ее дом уцелел. ‘Собери необходимые вещи и приезжай ко мне, пойдем в бомбоубежище. В пять часов будет атака’. На этот раз улыбка сползла с моего лица. Все стало серьезным. Я в опасности.
Я в опасности? Интернет демонстрировал новые фотографии с новых мест атаки. Пострадала соседняя школа, дома вокруг, некоторые магазины. По сути, это все происходило вокруг меня – моего дома. Опасность подобралась еще ближе. Подобралась быстрее, чем я реалистично могла ожидать.
В новостных группах появлялись фото разбитых детских садиков, комментарии, пропитанные страхом. Меня охватила страшнейшая из сил – паника. Мысли начали слишком быстро меняться в моей голове: что делать? Куда бежать? Что будет? Как спасаться?
Я бросила в рюкзак только зубную щетку, зарядки и ноутбук – самое ценное, и побежала на остановку. Улицы пустые. Напряжение. На автобусной остановке не было никого. Когда подъехала маршрутка, в то же время появились машины ополчения. Когда я уже зашла внутрь, к водителю подбежал ополченец и проорал: «давайте бегом отсюда, сейчас будет обстрел!». Я переглянулась с остальными пассажирами. В их глазах читалось: «правда?… ». Водитель дал по газам, и мы уехали из района, в котором позже рвала и метала украинская артиллерия.
Приехав к бабушке, я собрала кое-какую еду и воду, и мы пошли в бомбоубежище недалеко от ее дома. Убежище это было специально построено для таких целей – не подвал обычный, а помещение с бронированной дверью и толстыми стенами на неплохой глубине. Выглядит оно жутковато – темные комнаты, обшарпанные стены, стоят двухъярусные лавки. Тусклый свет, противный холод и тяжелый воздух. Все в пыли и какой-то саже. Больше это похоже на подземный барак. Находясь здесь, проникаешься атмосферой Великой Отечественной – все мы видели в фильмах эти страшные подвалы, где прятались люди.
На этих скамейках сидят испуганные жители микрорайона. Некоторые из них здесь с утра – они замерзли, хотят спать. Здесь есть обогреватель, но он бессилен перед лицом мороза и холодных подземных стен.
Сейчас я сижу в этом убежище, укутавшись в свою, неподходяще тонкую, куртку, и пытаюсь понять, что на самом деле происходит. Я чувствую страх, раздражение, тоску. Почему это происходит с нами – с моим городом, с моей семьей, со мной? Когда это закончится? Кому это нужно? Зачем люди делают это?
Раньше, когда в моем городе еще было спокойно, все казалось значительно проще. Донбасс захотел отделиться – Украина с этим не согласилась. Но сейчас, сидя здесь, мое сознание не хочет ничего воспринимать четко. Я не могу перестать думать о причинах того, что происходит. Я чувствую, что мы до сих пор не знаем никакой правды. Мы не знаем, что на самом деле происходит, и в такие моменты это особо остро ощущается.
Зачем бить по жилым городам, школам, детским садикам? Это уже не война, это геноцид какой-то. Но зачем? Кто за этим стоит и что им это дает? Почему люди идут на это?
Мне холодно и хочется спать, но на этих грязных, твердых скамейках не поспишь. Да и холодно слишком. Рядом играют дети – представляют, что они – ополченцы на блокпостах. Люди ругаются, бранят украинскую армию, а позже затихают. Они несчастны. Они напуганы.
С улицы иногда раздаются выстрелы, но относительно далекие. Говорят, что это наши стреляют в ответ. Хорошо было бы.
У меня слишком замерзли пальцы, и садится батарея на телефоне. Допишу еще завтра.
22.01.2015
Вчера мы вышли из убежища около восьми часов вечера. После четырех часов под землей, мы замерзли настолько, что уже было все равно, что нас ждет. «Погибать – так в тепле», сказали мы, и ушли к бабушке. С нами пошла еще одна девушка. Другие остались. Дело в том, что в последний час было относительно тихо. Только проезжали длинные шумные колоны военной техники. Поэтому мы решили, что можно сейчас пойти домой.
Грязные, замерзшие, уставшие, мы вернулись домой, и на этом этот ужасный день для нас был окончен.
По итогам первого дня обстрела: разрушен детский сад «Солнышко», задеты дома вокруг (окна в основном разбились), пострадала 18 и 9 школы; в районе Южного и Ромашки пострадали 7 домов, 6 жертв, больше восьми поранено. Огонь продолжается с обеих сторон.
Ночь была нелегкой – все время слышались звуки проезжающих танков и БТРов, а ближе к утру возобновилась стрельба. Непонятно, кто и куда стрелял, но было очень страшно. Я просыпалась каждые сорок минут от звуков выстрелов, которые звучали прям у меня над головой. Никто не заслуживает такого.
Это чувство… Чувство настоящей, вероятной, огромной угрозы твоей жизни не сравнить ни с чем. Затемняется рассудок, пропадают все остальные мысли и чувства. Ты теряешь самого себя, ты не узнаешь свою, такую привычную, среду обитания. Все, что ты видишь, слышишь и думаешь, сводится к одному: следующий выстрел может быть моим.
Я встала после часа и пошла домой. Хоть я и живу одна, разницы никакой нет. Стреляют во всех районах Стаханова, разница только в комфорте. Я решила, что пока останусь у себя дома. Бабушка не возражала.
День сегодня – относительно тихий. Слышно стрельбу, но не достаточно близко. Все обсуждают произошедшее, все напуганы, многие уже выехали из города. Люди, чьи дома пострадали (в том числе моих одноклассников) прячутся в подвалах и убежищах. Я дома. Страшно.
23.01.2015.
Прошлая ночь была еще хуже предыдущей. Около четырех часов утра начали раздаваться выстрелы, очень близко. Сомнений не было: снова обстреливают Стаханов. В один момент раздались несколько очень громких взрывов, как будто буквально под моим окном. Я встала и побежала в ванную. Когда выстрелы закончились, я снова вернулась в постель.
Выстрелы повторились. Снова громко. Снова близко. Я была уверена, что стреляют по соседнему дому, настолько близко это звучало.
Страх. Тупой, животный, слепой страх.
Прятаться.
Мое отопление почему-то перестало работать – в квартире стало очень холодно. Слышалась возня соседей сверху. Кто-то что-то двигал, кричал, бегал. Бедные.
Когда я вернулась в постель в третий раз (спать ведь хочется), выстрелы раздались еще ближе. На этот раз во всех окнах замигал свет – как будто молния. Стало еще страшнее, я снова спряталась. Плохо помню, как долго я сидела в прихожей. В итоге стало слишком холодно, и на этот раз я насовсем вернулась в постель. Я уснула и больше выстрелы меня не будили.
Проснувшись снова во втором часу, я увидела 22 пропущенных на телефоне – волнуются родственники. Я их успокоила, сама толком не зная, что случилось вчера ночью. Новостная группа снова все прояснила – стреляли по кварталу и Южному. Пострадала улица соседняя с моей – район торгового центра. Вокруг разбиты окна, двери. Жители еще с утра прячутся в подвале. Пострадал сам торговый центр. О жертвах еще ничего не слышно; надеюсь, их нет.
На Южном во дворах упало несколько неразорвавшихся снарядов.
Все так же слышны выстрелы. Страх.
Я вышла на улицу поискать скотч, чтобы доклеить окна, и сладкого, но все магазины были закрыты. На улице практически нет людей. Все деревья в округе наклонены или поломаны – ужасное зрелище. На земле валяются куски льда. Заклеенные окна, запертые двери. Как быстро преобразился Стаханов.
Сегодня нет настроения заниматься чем-то продуктивным. Единственное ощущение – страх. У многих ситуация гораздо хуже, поэтому я не жалуюсь.
Что по-настоящему угнетает – это осознание того, что каждый момент здесь несет в себе опасность. Разруха и смерть может прийти в любую секунду – так же неожиданно, как она застала мирных жителей позавчера, в восемь часов утра. К этому нельзя подготовиться, это невозможно предотвратить.
Ах, моя бедная, несчастная Новороссия. Когда уже это закончится для нас? Такого не заслуживает никто.
Мы боимся. Нам страшно, мы бессильны. Мы ничего не можем сделать. Что будет завтра? «До завтра еще нужно дожить».
Елена Комарова, ученица 11-го класса