Видимо, 70 лет или около того – некий предельный срок существования больших доктрин. Сегодняшний евроатлантический военно-экономический блок находится примерно в том же состоянии, что и СССР в 1987 году. Две тысячи семнадцатый станет годом жарких политических баталий на Западе. После того как британцы проголосовали за выход из ЕС, а граждане США избрали своим президентом Дональда Трампа, пришла очередь материковой Европы.
Через два дня граждане Нидерландов отправятся на избирательные участки, чтобы определить состав нижней палаты своего парламента и, возможно, судьбу правительства. Следом, уже в этом месяце, состоится первый тур президентских выборов во Франции. Немцы будут избирать депутатов Бундестага в сентябре. Не исключено, что и в Италии пройдут досрочные парламентские выборы.
Нынешней элите есть о чем беспокоиться. Большие шансы на победу или, во всяком случае, значительное усиление своих политических позиций имеют так называемые популисты – евроскептики, антиглобалисты и сторонники традиционных национальных ценностей.
Есть определенная ирония в том, что все эти события происходят в самом сердце Европейского союза, в четырех из шести стран, которые 60 лет назад подписали Римский договор, считающийся документом, официально провозгласившим рождение Единой Европы.
На 25 марта в Риме запланированы торжественные мероприятия, посвященные юбилею ЕС (если быть совсем точным – ЕЭС, Европейского экономического сообщества, которое было переименовано в Европейское сообщество в 1992 году и в Евросоюз в 2009-м). На них по понятным причинам не приглашена делегация из Великобритании.
Как стало известно изданию The Guardian, в итоговой декларации праздничного форума раскольникам будет дана жесткая отповедь и обещаны все возможные экономические кары. Оставшимся же членам союза предлагается сплотиться, противостоя уже не только «агрессивной России», но и Америке.
Не то чтобы против США готовятся какие-то санкции, но «изменившееся поведение» Вашингтона европейская элита призывает учитывать при построении планов на будущее.
Исполнилось ровно 70 лет с момента оглашения так называемой Доктрины Трумэна (фото: AP/ТАСС)
|
Эти мотивы уже звучали в феврале на неформальном саммите ЕС на Мальте, где чуть ли не главной темой стала критика Дональда Трампа и его «неприемлемых» заявлений относительно Единой Европы и НАТО.
Ангела Меркель, чья парламентская коалиция скоро подвергнется проверке на прочность, заявила тогда, что «Европейский союз должен двигаться вперед по собственным планам независимо от того, что говорит США».
Раньше столь смелых заявлений фрау канцлерин не делала. Что ж, времена нынче особые! Правда, ее высказывание практически полностью повторяет слова главы Евросовета Дональда Туска, написанные им в специальном послании к участникам мальтийского форума:
«Сегодня мы должны с особой доблестью отстаивать наше достоинство – достоинство Единой Европы. Не важно, с кем мы разговариваем – Россией, Китаем, США или Турцией, – нам нужно набраться мужества постоять за собственные достижения, сделавшие наш континент лучшим местом на Земле».
В официальном обращении европейского политика Россия, Китай, Америка и Турция поставлены в один ряд. Согласитесь, это что-то новенькое. То, что это не игра на эмоциях и не полемический запал, Туск подтверждает подробным рассказом об угрозах континентальному братству.
И одна из этих угроз – новая Америка. Вот что пишет глава Евросовета: «Перемены в Вашингтоне ставят Европейский союз в сложное положение. Новая администрация ставит под вопрос последние 70 лет американской внешней политики».
Почему в год 60-летнего юбилея ЕС один из главных европейских чиновников говорит о 70 годах какой-то особой внешней политики США? Почему не о 68 годах с даты основания НАТО? И не о 72 годах с момента окончания Второй мировой войны? И не о 75 годах, когда Америка впервые после окончания Первой мировой вступила в боевые действия по другую сторону Атлантики (в Северной Африке)?
Может быть, Туск просто округляет? Не думаю. Он очень хорошо знает, о чем говорит.
В минувшее воскресенье исполнилось ровно 70 лет с момента оглашения так называемой Доктрины Трумэна, действительно ставшей основой всей послевоенной политики Соединенных Штатов на мировой арене.
То, что сегодня называют либеральным интервенционизмом, родилось тогда, 12 марта 1947 года, когда Гарри Трумэн выступил перед Конгрессом и изложил свое видение новой американской внешней политики, включавшей «сдерживание» Советского Союза, помощь «всем свободным людям» Земли (отсюда – «гуманитарные интервенции»), а также тезис о лидерстве США в мире.
Некоторые эксперты называют другую дату появления Доктрины Трумэна – 12 июля 1948 года, когда США вмешались в гражданскую войну в Греции и оказали финансовую и материально-техническую помощь Турции. Но это было уже практическим применением доктрины, которое было бы невозможным, если бы к тому времени она не стала частью двухпартийного консенсуса (как раньше ею была Доктрина Монро).
Разумеется, новая внешняя политика США появилась на свет не вдруг. Более того, «продать» американскому правящему классу долгосрочную интервенционистскую политику было не так просто. В 1940 году большинство республиканцев и демократов в Конгрессе и слышать не хотели о вступлении Соединенных Штатов в очередную войну на чужом континенте.
Многие требовали даже не поставлять вооружения и продовольствие противникам нацистской Германии. Большинство политиков, участвовавших в республиканских праймериз 1940 года, стояли на изоляционистских позициях. Рузвельт переизбрался на свой третий срок с обещанием «оставить Америку вне войны».
Когда США уже воевали с Японией (в 1941 году случился Перл-Харбор), большинство их граждан выступали против участия в боевых действиях с Германией. Согласованная совместная англо-американская операция в Северной Африке против фашистов началась лишь в ноябре 1942 года, когда прошли промежуточные выборы в Конгресс.
Успехи союзников в Африке, Италии, а затем и в Западной Европе постепенно изменили общественное мнение, но если бы какой-нибудь демократ или республиканец попытался сделать в 1944–1945 гг. частью своей внешнеполитической программы «сдерживание» СССР, за его будущее в Вашингтоне никто не дал бы и цента.
Но в коридорах власти уже вовсю роились лоббисты ВПК, нарождающихся транснациональных корпораций и новой евроатлантической конструкции – не только военно-политической, но и экономической.
На предвыборной партийной конференции демократов в 1944 году произошел своего рода дворцовый переворот. Действующего президента Франклина Делано Рузвельта, разумеется, утвердили на ура. Он был любимцем народа и лидером-победителем.
Но тогда уже практически никто не сомневался, что Рузвельт не переживет свой четвертый срок (22-я поправка к конституции, ограничивающая количество президентских сроков, была принята лишь в 1947 году). Поэтому ключевой становилась фигура вице-президента. Именно он должен был определить будущее Америки в послевоенную эпоху.
Второе лицо государства Генри Уоллес представлялся рузвельтовскому окружению, сложившемуся к концу войны, человеком ненадежным и слишком дружелюбно настроенным по отношению к СССР. Его решено было заменить на Гарри Трумэна, который бóльшую часть своего недолгого вице-президентства провел за покерным столом и на различных вечеринках. Когда ему сообщили о смерти президента, он поначалу решил, что его разыгрывают. Убедил его лишь звонок Элеоноры Рузвельт.
Трумэна сразу же взяли в оборот интервенционисты и сторонники жесткого курса по отношению к СССР. Тем не менее вплоть до своего переизбрания в 1948 году новый президент был вынужден осуществлять меры, обещанные Рузвельтом, – сокращение военных расходов и численности вооруженных сил, возвращение американских солдат домой и т.п.
Именно в это время часть республиканцев увидела в концепции «американского мирового лидерства» тот рычаг, с помощью которого она сможет опрокинуть консервативное ядро партии, придерживавшееся изоляционистских взглядов (и принципа «Америка прежде всего!»).
Одним из таких республиканцев-интервенционистов был Артур Ванденберг. Когда готовилась историческая речь 1947 года, этот конгрессмен часто навещал президента. И когда Трумэн спросил Ванденберга, как заставить законодателей принять его неоднозначную доктрину, тот ответил: «Господин президент, вы должны напугать их до чертиков!».
Что Гарри Трумэн и сделал. Да, замгоссекретаря Дин Ачесон и эксперт Джордж Кеннан (позже стал послом в СССР) подготовили всю теоретическую базу концепции «сдерживания» и борьбы с «красной угрозой», но именно Трумэн придал этим построениям алармистское звучание. В это же время госсекретарь Джордж Маршал готовил свой знаменитый экономический план. Словом, евроатлантическое единство обретало плоть и кровь.
Более того, именно тогда сложился двухпартийный консенсус относительно роли США в мире и ее «приверженности защите свободных людей всего мира» (в 1990-х неоконы и либеральные интервенционисты назовут это концепцией «Обязанность защищать») и родился внешнеполитический истеблишмент в его современном виде – состоящий из представителей обеих партий, экспертократии и бюрократов Госдепартамента.
Но вся эта конструкция была бы очень неустойчивой, если бы «напуганными до чертиков» остались только конгрессмены. Надо было нагнать страху на весь американский народ и принудить к лояльности новому курсу всех экспертов и политиков.
Через девять дней после произнесения речи перед Конгрессом Трумэн подписывает свое печально знаменитое распоряжение № 9835, обязывающее офис генерального прокурора составить специальный список подрывных организаций (AGLOSO) внутри США.
Начались чистки госаппарата и руководящих органов обеих партий. В декабре 1947 года список был обнародован, что привело к «охоте на ведьм» на всех уровнях – от муниципального до федерального.
Замечу, что это произошло еще до того, как сенатор Джозеф Маккарти развернул свою кипучую деятельность. Маккартизм был лишь внешним антуражем так называемой трумэновской программы лояльности, призванной закрепить новую внешнеполитическую доктрину в американской политике.
Историк Роберт Гольдштейн, один из самых скрупулезных исследователей той эпохи, в своей книге 2009 года «Американский черный список» пишет:
«Все началось с указа президента Трумэна № 9835 от 21 марта 1947 г., согласно которому всех федеральных служащих надлежало проверить на «лояльность».
И далее: «Несмотря на то, что AGLOSO был предназначен для проверки федеральных госслужащих, с момента опубликования список быстро был взят на вооружение самыми различными общественными и частными организациями, а также местными властями, минобороны, предприятиями ВПК, школами, университетами, гостиницами, министерством финансов и Госдепартаментом и служил основанием для увольнения, отказа в найме, а также других форм дискриминации».
Так что когда Маккарти ненадолго стал одним из самых известных политиков в США, дело было уже сделано: двухпартийный консенсус достигнут, бюрократия и партийные структуры сверху донизу присягнули на верность новой доктрине (а сомневающихся попросту уволили), в школьные и университетские программы внесены разделы о «советской угрозе», которые для пущей убедительности были подкреплены тезисами о «врожденной русской агрессивности», что никак не стыковалось с долгой историей дружественных отношений двух стран, начавшейся еще в период американской войны за независимость.
С тех пор ни один политик, ни один эксперт не мог достичь хоть каких-нибудь высот в своей карьере, если не высказывался в духе трумэновской доктрины: мол, русские – вечные враги, а всякий, кто утверждает обратное, – агент Кремля.
В начале 1990-х, когда Советский Союз распался, а железный занавес рухнул, появилась Доктрина Вулфовица, которая, по сути дела, была лишь перелицовкой старого учения в новых исторических условиях. Внешнеполитический истеблишмент США остался интервенционистским и маккартистским до мозга костей.
Само собой, ничто не бывает вечным. Особенно власть какой-то одной предельно идеологизированной концепции.
Глядя на то, как о России и новом президенте США говорят люди вроде сенатора Джона Маккейна и лидера демократического меньшинства в палате представителей Нэнси Пелоси, невольно начинаешь вспоминать позднесоветскую геронтократию, медленно, но уверенно впадающую в маразм.
И избиратель отреагировал на свежие идеи «нью-йоркского выскочки» Трампа, а также на программы европейских «популистов». Отреагировал, быть может, даже не умом, а шестым чувством, но – vox populi vox Dei. Западному истеблишменту сегодня приходится сражаться за свое существование.
Видимо, 70 лет или около того – некий предельный срок существования больших доктрин. Сегодняшний евроатлантический военно-экономический блок находится примерно в том же состоянии, что и СССР в 1987 году.
Еще звучат бравурные речи, еще невозможно даже представить себе разрушение эдакой громадины, еще пока хватает сил и средств латать хотя бы самые опасные трещины в фундаменте грандиозной конструкции, но конец уже близок и отчетливо чувствуется дыхание нового времени.
Американские эксперты-советологи в свое время испытали мощнейший шок, когда СССР, Варшавский блок и мировая система социализма рухнули практически в одночасье. Они всю жизнь моделировали постсоветское будущее, но оказались к нему не готовы. Отчасти поэтому западная элита за последние четверть века понаделала столько катастрофических внутри- и внешнеполитических ошибок.
Чего ни в коем случае нельзя делать России перед лицом тектонической трансформации Запада.