Мы можем до бесконечности спорить, что лучше – социализм, демократия или монархия, если не выйдем из заколдованного круга схоластики, не зададим главный вопрос: “Лучше для чего? Для чего предназначено государство и формы его устроения?”. Ибо любое явление только тогда и можно понять, когда узнаешь о его предназначении.
Сейчас есть люди, которые утверждают, что в 1917 году нам подсунули западную демократию в виде Марксизма, что отчасти верно.
Так же как и то, что двадцать пять лет назад идея “построить” демократию втемяшилась нам в башку не сама собой, её так же подсунули и опять же тот же Запад.
Хорошо известно, как много денег вкладывает Запад, особенно США в “промывку мозгов” на территориях, которые он эксплуатирует или собирается эксплуатировать в свою пользу, о чем США уже и не скрывает и говорит открыто. Это нормально, скажете вы, Запад преследует свои интересы.
Это нормально для Западной цивилизации, но не значит, что это нормально вообще. Как показывает история, все цивилизации погибали, когда начинали паразитировать. Причем даже внутри себя – центр паразитировал на окраинах, те, в свою очередь, стремились освободиться и разграбить центр. Этим и заканчивалось существование цивилизации. И так из одной тысячи лет в другую.
И эта дурная бесконечность так и продолжалась бы, если бы Творец не послал Сына Своего заложить основы цивилизации нового типа. Слова-семена Спасителя упали на разную почву. В самой Иудее, на каменистой почве, они быстро проросли и сразу увяли, не имея корней. В Западной Римской империи (ныне просто Запад) эти семена взошли и укоренились, но вокруг выросли тернии житейских забот, старых привычек и постепенно задавили добрые всходы. Христианская цивилизация на Западе вытеснена другой – цивилизацией мамоны, корысти, земных благ.
Восточная Римская империя с центром в Византии благодаря высокой древнегреческой философской традиции восприняла, поняла, сохранила и передала семена Христовы новой Земле, получившей название Свято-Русской. Сама Византия, будучи уже тогда зрелой цивилизацией старого типа, не смогла переродиться, не смогла собрать вокруг себя народы и пала под двойным натиском молодых цивилизаций – Запада и мусульманской.
И только цивилизация-младенец, возникшая на Великом водном пути из Балтийского моря в Черное и Каспийское, впитала слова Христовы с детской непосредственностью и стала цивилизацией нового типа. Нового!
“Забыли русские люди, что такое Русь! – сетовал Иоанн Кронштадтский в предреволюционную пору. – Она есть подножие престола Божия”.
Что же в ней такого принципиально нового? Во-первых, главным ее носителем, цементом, скрепляющим народы в одно целое, стало не племя завоевателей, а народ-слуга, народ-работник, которого представители других цивилизаций презрительно называют “прирожденным рабом”. Что ж, нам так Господь велел: “Вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом; так как Сын Человеческий не [для того] пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих” (Мф. 20:12-34).
Соревновательность в природе человека. Но во всех других цивилизациях люди соревнуются в том, кто сильнее, кто умнее, кто большим завладеет, кто больше имеет и тому подобном. А в чем соревнуются христианские святые (а они – образцы для подражания!)? В том, кто смиреннее, кто ставит себя ниже всех и считает себя грешнее всех: “Все спасутся, один я погибну!”.
А теперь для сравнения посмотрим, какой образец для подражания берут американцы. В знаменитом американском фильме “Унесенные ветром” есть эпизод, где главная героиня произносит своего рода клятву самой себе: “Я украду, убью, но голодать мы больше не будем!”. И всеми художественными средствами – музыкой, пейзажными съемками – авторы подчеркивают величие момента. Героиня произнесла символ веры молодого американского народа (действие там происходит во время гражданской войны и становления самостоятельной государственности Соединенных Штатов). Героиня выполнила свою клятву: она и украла, и убила, и стала респектабельной, обеспеченной дамой.
Логическим следствием такой соревновательности стал призыв Ницше, а затем и Гитлера: “Я освобождаю вас от химеры совести!”. Напротив, в нашей цивилизации родилось понятие “диктатура совести”. Здесь дьявол с Богом борется, а поле борьбы – душа человека”, говорил Достоевский. Человеку свойственно воплощать свои душевные силы и свойства в чем-либо материальном, поэтому борьба дьявола с Богом приобретает в человеческой истории даже видимые формы.
Наша цивилизация существует тысячу лет после Крещения, а если прибавить “внутриутробный период” до Крещения, то получится – полный срок жизни типичной цивилизации. Кстати, Запад тоже прожил весь срок типичной цивилизации, и если до сих пор еще не прекратил свое существование, то, наверное, только потому, что вначале жил как христианская цивилизация. Теперь Запад стремится продлить свою жизнь, паразитируя на своих окраинах, и хочет сделать такими окраинами весь мир. Только так он может продлить свой образ жизни. А потом утащить с собой в небытие тоже весь мир.
А мы хотим жить далее как цивилизация, как самобытное культурно-историческое явление? Или готовы духовно умереть и влиться в население цивилизации-победителя?
Если мы хотим жить своей жизнью, своей судьбою, развивать свою цивилизацию, то нужно подумать о том, как не дать себя затоптать, сжечь или перерезать. Исторический опыт у нас есть.
Вот с такой точки зрения далеко не все равно, какая у нас будет государственность, какая форма самодержавия (по латыни – суверенитета), какой образ жизни и образ хозяйствования. С этой точки зрения понятно, для чего Запад вкладывает огромные деньги для того, чтобы ввести у нас демократию, “гражданское общество”, “открытое общество”, “культурный плюрализм” и прочие “ценности”. А там, где возможно, Запад вводит “демократию” огнем и мечом – в Югославии, в Ираке, далее везде.
Речь идет не об идеалах, а просто о выживании. Как для нас, так и для Запада. Постиндустриальное общество существует пока только как теоретическая возможность. На Западе не создано и не создается постиндустриальное общество. Происходит простое вытеснение индустрии к месту эксплуатации рабов, чтобы не возить последних к себе в Золотую Орду и не засорять экологию своих ухоженных газонов и скверов. Источником потребительских благ для Запада остается именно индустрия, а не принципиально новые технологии. Они и не могут быть созданы в недрах торгашеской цивилизации, потому что не сулят коммерческого успеха.
Принципиально новые технологии могут быть созданы именно у нас. Только для этого нам надо осознать себя, опомниться, понять, что торгашеская цивилизация – это не наше. Наша цель – духовно-нравственное совершенствование личности, а вовсе не материальное богатство, не рост потребления. Средства для жизни, конечно, нужны, но можно и нужно создавать их с минимальными затратами вещества и энергии, а кроме того, делать вещи как можно более долговечными, а не такими, чтобы покупатель поскорее пришел за новыми.
Наконец, наша миссия по отношению к Западу заключается в том, чтобы поставить его перед необходимостью уже сейчас переходить на постиндустриальные технологии, уже сейчас перестраивать образ жизни, пока еще можно обойтись малыми жертвами. Чем далее будет Запад оттягивать агонию индустриально-торгашеского образа жизни, тем больше человеческих жизней будет стоить вынужденный переход, когда ресурсы всех “окраин”, всего мира будут исчерпаны.
Навязывание Западом демократии основано на общих штампах либеральной историографии.
Представление об отсутствии в истории России развитых демократических институтов, об огромной в сравнении с Западной Европой роли авторитарных лидеров является общим штампом либеральной историографии. В наиболее запущенной форме этот стереотип превращается в откровенно русофобские обвинения русского народа в некоей врожденной рабской покорности и неспособности к усвоению западных ценностей. Вместе с тем анализ исторического материала говорит об обратном. На протяжении столетий, с момента формирования державы Рюриковичей и вплоть до 1953 года в России происходило планомерное развитие традиций местного самоуправления и сословного представительства.
Дефицит источников не позволяет сделать однозначного вывода о роли и составе участников народных собраний у восточных славян в догосударственную эпоху. Неясна и их связь с древнерусскими вечевыми собраниями. Однако, учитывая то, что веча были порождением городской культуры, по всей видимости, они были явлением новым, возникшим уже после объединения Рюриковичами восточнославянских земель.
Так неоднократно о роли городских собраний применительно к событиям X-XI веков говорит «Повесть временных лет».
Таким образом, нам есть для чего жить, есть что сохранить для потомков. Это, в первую очередь, слово и дело Христово, это уникальность нашей цивилизации, это благотворная, хоть и неблагодарная роль в жизни всего человечества. В контексте идущей войны цивилизаций (которую нам навязывают) демократическая форма государственности по Западному образцу почти гарантированно приведет нас к поражению и гибели, монархическая – к спасению и сохранению нашей цивилизации.
Русский народ – единственный в мире – построил такую государственность, в рамках которой все племена и народы в ней живущие чувствовали себя как минимум наравне с “имперской нацией”: если хорошо, то хорошо всем, если плохо – то также всем одинаково.
При этом именно идея Народной Монархии является своего рода идеалом русского государственного устройства. В этом плане, так же как и в учениях славянофилов в этом можно видеть наиболее полное и цветущее выражение органического развития русского государства в допетровской Руси, в которой были свойственны гармоничность, сбалансированность всех элементов народной жизни, а также своеобразный демократизм, заключающейся в своеобразной реальной связи власти с низовыми слоями народа. Здесь же был создан строй, который можно определить как соединение самодержавия и самоуправления, в целом, несовместимое для с западноевропейской точки зрения, не было принципа разделения властей, а доминировали общегосударственные, общенациональные цели и соображения.
После развала Советского Союза, именно данная система должна стать самой эффективной и действенной формой управления России.
“Никакие мерки, рецепты, программы и идеологии, заимствованные откуда бы то ни было извне, – неприменимы для русской государственности, русской национальности, русской культуры”.
А сама русская мысль может быть русской только в том случае, когда она исходит из русских исторических предпосылок.
Резкий перелом к худшему в истории России произошел с воцарением Петра I. Признавая в нем яркую индивидуальность, деятельность Петра I была отрицательна и как начало подспудного завоевания России Западом, во многом, к сожалению, нарушившего естественность и органичность ее развития. Орудием западного влияния на нее стало дворянство, а затем генетически связанная с ней интеллигенция (сюда же можно включить и масонское влияние на эти круги). И с этого момента интересы и духовный мир верхнего класса русского общества и народа резко расходятся. Начиная с XVIII века (особенно это касается эпох императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II), устанавливается диктатура дворянства, а самоуправление и самодержавие фактически ликвидируются. Одновременно с этим осуществляется закрепощение крестьян.
И именно в противовес такому прискорбному для нашей жизни явлению как русофобия и необходимо выдвижение идеи о Народной Монархии. Нельзя не понимать и недооценивать феномен России и русской цивилизации, также как и нельзя находится вне традиционной культуры. Нации и культуры, государства и империи строятся только на традиции и религии, что по существу одно и то же. Так строился Рим, так строилась Великобритания, так строятся САСШ, так строилась Россия. На чистой философии “ничего построить нельзя”.
Можно высоко оценить выносливость русского народа, совершившего духовный и нравственный подвиг, развивая и обустраивая свою страну. Россия отчасти молодая и разнообразная цивилизация, которая лишь полностью может существовать в виде Народной Монархии, зачатки которой существовали в Древней Руси и была приостановлена реформами Петра I. Самодержавные же начала власти и основы народного самоуправления в стране, во многом благодаря Павлу I и последующим императорам, были отчасти восстановлены. Однако в целом России не удалось до конца вернуться к старой системе взаимоотношения царя и народа.
Только в начале 20-го века после государственного февральского переворота 1917 года, когда большевики для сохранения Державы взяли в свои руки власть и страну, началось Возрождение основ народного самоуправления со строительством Нового государства с Новой формой политического устройства и без самодержавных начал. Но, когда страной руководил Сталин, многие на Западе называли его единоличным правителем, самодержцем, так же как и сейчас о нем говорят, обвиняя в культе личности, в репрессиях и тому подобном. Но это и есть усиления самодержавных основ и это естественная форма правления и выживаемости страны.
Историческим выходом для России должно стать возвращение нашей страны к национальной по духу и народной по социальному содержанию монархии. При этом необходимо вернуться к целой системе учреждений – от всероссийского престола до сельского схода, а не к системе нынешних выборов, которые питают “космополитическую элиту”, разрушающую страну. В этой системе царю принадлежала бы “сила власти”, а народу – “сила мнения”, задатки чего можно уже наблюдать и сейчас, к примеру Горячие линии Президента. Но это только задатки, которые надо расширять.
В программе национального возрождения России нужно отметить следующее, что монархическая идея должна иметь в виду не служилые и привилегированные слои старой России, а конкретный Русский Народ. Нужно делать для монархии все, что только можно сделать: это единственная гарантия против семибанкирщины, абрамовичей, “оттепели” Хрущева, “застоя” Брежнева и “перестройки” Горбачева.
НАРОДНАЯ МОНАРХИЯ.
ВЫХОД РОССИИ ИЗ СМУТЫ БЫЛ УНИКАЛЬНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ТЕХНОЛОГИЕЙ
КАК ВОЗМОЖЕН ПОРЯДОК?
Этот вопрос мучил классиков мировой социологической науки Дюркгейма, Вебера, Зиммеля, Парето уже в конце XIX века. Но сформулирован он был гораздо раньше. Буржуазная революция середины XVII века в Англии, закончившаяся восьмилетней гражданской и религиозной войной, казнью законного короля Карла I, разгоном парламента и диктатурой Оливера Кромвеля, объявившего себя верховным лордом и «новым мессией», жестко поставила вопрос о возможности социального порядка перед крупнейшими мыслителями Британии: Томасом Гоббсом и Джоном Локком. Именно эти люди предложили в качестве ответа на вызовы своего времени теорию общественного договора, в совершенствовании которой уже в следующем XVIII столетии приняли участие французские философы Монтескье и Руссо.
В конце XVIII века теория общественного договора и правильного устройства социального порядка была весьма популярна во Франции, однако попытка ее практического воплощения вызвала еще более ужасный революционный хаос, чем в Англии. Свержение и казнь короля, тотальный террор против аристократов, крестьян и даже против более умеренных революционеров закончился казнью радикалов-якобинцев и диктатурой олигархов, сменившейся диктатурой самозваного императора Наполеона Бонапарта, перенаправившего революционную энергию во все стороны света. Новый французский социальный порядок 15 лет пытались утвердить от Египта до Москвы при помощи революционной войны, закончившейся в 1814 году в Париже. Позднее во Франции произошло еще три революции. Их инициаторы всякий раз обосновывали свои попытки ограничения или свержения действующей власти требованиями свободы и установления правильного порядка правления. За такими лозунгами обычно следовала более или менее крупная резня, потом более или менее жестокая диктатура, истощавшая в итоге все силы страны перед лицом новых внешних и внутренних угроз. То же происходило в Испании, Португалии, Голландии, Швеции.
В XX веке игра в революционный порядок последовательно уничтожила Персидскую, Китайскую, Российскую, Австрийскую, Германскую, Османскую империи. Огненная волна террора несколько раз прошлась по большим и малым странам всех частей света. Законные и самозваные народные представительства от Берлина до Кабула сотни раз собирались, чтобы установить, наконец, «истинно справедливую власть», которая в итоге доставалась кучке диктаторов или вообще оккупационным войскам других стран. Те же страны, которым чудом удавалось сохранить старый порядок, не поступаясь при этом суверенитетом, твердо выучили урок Наполеона: хочешь избежать революции дома, экспортируй ее за границу. Особенно виртуозными учениками здесь оказались те же англичане и американцы.
А что же русские? Как был возможен социальный порядок у нас? Надо признать, все эти века мы послушно следовали за своими европейскими соседями в теории и существенно превзошли их на практике. Все теории порядка, возникавшие в России XVIII–ХХ веков, были выстроены на базе общественного договора. Екатерина II и Ульянов-Ленин, семинарист Сперанский и физик Сахаров – все они сходились в одном: для того чтобы выстроить справедливый порядок управления страной, надо как-то подорвать прежние традиционные «несправедливые и неправовые» общественные отношения и дать всем или хотя бы всем принадлежащим к высшим сословиям людям возможность заключить с государством «контракт» на обслуживание их неотъемлемых прав и свобод. Если контракт не будет соблюдаться властью, ее надо поменять (именно на этом теоретическом основании дворяне убили Петра III и Павла I, террористы-народовольцы – Александра II, а военные и думские заговорщики 1917 года свергли Государя-мученика Николая II).
Ну а если кто-то из жителей страны не захочет подписывать такой контракт? «Надо его убедить», – полагали либералы. «Гораздо проще заставить!» – говорили радикалы. «А как именно человек сможет убедиться, что его не обманывают, что предлагаемый ему договор действительно справедлив?» – тихо спрашивали верующие люди. Но к ним как в России, так и в Европе, никто не прислушивался. Между тем все эти века в русской истории сохранялся пример совершенно иного варианта выхода общества из хаоса олигархических диктатур и гражданских войн, найденный задолго до Гоббса, тут же опробованный на практике и… высокомерно не замеченный «специалистами».
В 1610 году Смута достигла своей высшей точки. Московское государство фактически прекратило свое существование. Свергнутый царь Василий Шуйский пленником отправился в Польшу, в Москве правил польский комендант полковник Александр Гонсевский, вне Москвы – кто хотел. Никем не контролируемые польские банды объединялись с русскими казаками и грабили. Не дождавшиеся выплаты жалования шведские наемники захватили Новгород и весь Русский Север.
В этих условиях решающим оказался мученический подвиг Патриарха Гермогена. Рязанский дворянин Прокопий Ляпунов, перед этим выступавший за Лжедмитрия I против Годунова, за Болотникова против Шуйского, за Шуйского против Болотникова, приложивший руку к свержению Шуйского, прочитал послания Патриарха, озвученные в призывах келаря и организатора обороны Троице-Сергиевой лавры преподобного Авраамия Палицына, и внезапно стал человеком. В его голове родилась идея созыва всенародного ополчения и создания временного правительства – Совета всей земли.
Первое ополчение рассыпалось, Ляпунов погиб, но его дело продолжил нижегородский купец Кузьма Сухорук, известный нам как Минин. Трудно представить себе, какую невероятную, неподъемную по сложности задачу выполнил этот человек: постоянные публичные выступления, рассылка писем по городам, организация работающего временного правительства, управление финансами, создание налоговой системы, «военной полиции», организация самого ополчения – и все это за полгода с небольшим! И какое смирение нужно, чтобы скромно отойти в сторону и дать командовать своим детищем специалисту – князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому-Лопате. Если вдуматься, сколько раз гибельность ситуации могла перейти «точку невозвращения», становится явным особый Промысел Божий о России. Но самое невероятное чудо – это то, что победители не перегрызлись между собой в борьбе за власть, а созвали Земский собор, заложивший фундамент дальнейшего развития России еще на три века.
В январе 1613 года почти 700 выборных от 50 крупнейших городов и региональных сообществ страны съехались в Москву. После долгой осады столица была разорена и почти полностью сожжена, но участники собора приступили к делу со всей возможной в тех тяжелых условиях торжественностью. Перед началом собора был объявлен трехдневный пост для очищения от грехов, а сами заседания проходили под сводами Успенского собора в Кремле. К иностранным претендентам, предлагаемым в русские цари, предъявлялось единственное требование – принять Православие. Предлагали Владислава Польского, «воренка» (сына Лжедмитрия II и Марины Мнишек). Князь Трубецкой, природный Рюрикович и атаман гигантской шайки казаков, предлагал сам себя. Князь-герой Дмитрий Пожарский (тоже Рюрикович) почему-то предлагал шведского королевича, а если не подойдет, то и себя.
Но первое же решение собора – иностранных государей и «Маринкиного сына» не призывать – пресекло разногласия. Князь Трубецкой, вложивший в свое избрание колоссальные награбленные в Смуту деньги, даже заболел с досады. Можно рассуждать о роли казаков, боярских интригах, воле москвичей в избрании 16-летнего Михаила Романова, но, если обратиться к первоистокам идеи, мы увидим ясно высказанную волю покойного святителя Гермогена, предлагавшего Михаила еще три года назад, сразу после свержения Василия Шуйского. На этой кандидатуре были вынуждены остановиться и представители московской знати. Их тешила надежда, что такой кандидат будет марионеткой в их руках.
Так или иначе, 21 февраля 1613 года на заседании собора были собраны письменные мнения всех чинов, и везде значилось одно имя – Михаила Федоровича Романова. Сам Михаил Романов в момент своего избрания находился далеко от Москвы – в Ипатьевском монастыре в Костроме. В монастырь отправилось большое посольство. По свидетельству послов, они долго не могли добиться согласия юного Михаила принять царство. Против была его мать, «великая старица» Марфа, уступившая лишь слезным мольбам послов и всего народа. Отец Михаила, Патриарх Филарет, уже год находился в польском плену.
От имени Михаила была составлена грамота собору, в которой говорилось: «У нас того и в мыслях не бывало, что на таких великих государствах быть, по многим причинам, да и потому, что мы еще не в совершенных летах, а государство Московское теперь в разоренье, да и потому, что Московского государства люди по грехам измалодушествовались, прежним великим государям не прямо служили. И, видя такие прежним государям крестопреступления, позоры и убийства, как быть на Московском государстве и прирожденному Государю, не только мне?»
Однако 2 мая 1613 года Михаил Федорович все-таки торжественно въехал в Москву и уже 11 июля был венчан на царство в Успенском соборе. Началось трехсотлетнее царствование Романовых, эпоха превращения слабого, хотя и сравнительно крупного Московского государства в державу мирового уровня – Российскую империю.
Особенно ярко понимание религиозного смысла произошедшего проявляется в заключительных словах соборной клятвы, данной народом на Совете всей земли. Преступление против Государства и государя признается в ней равно преступлением церковным, религиозным, направленным против промыслительного устроения Русской земли и достойным самых тяжких духовных кар. «Если же кто не похощет послушати сего соборного уложения, – свидетельствует специальная Учредительная грамота, – которое Бог благословил, и станет иное говорить, таковой, будь он священного чину, от бояр ли, воинов или простых людей – по священным правилам Святых Апостолов и Семи Вселенских Соборов… да будет извержен из чину своего, и от Церкви Божией отлучен, и лишен приобщения Святых Христовых Таин, как раскольник Церкви Божией и всего православного христианства мятежник… и да не будет на нем благословения отныне и до века, ибо, нарушив соборное уложение, сам попал под проклятие».
Именно такой четкий и жесткий ответ дало русское общество начала XVII века на ключевой вопрос европейской социологии: «Как возможен порядок?» Если же рассмотреть реальную организацию власти после Смуты, выяснится, что Земский собор правил еще довольно долго и отходил от управления постепенно, по мере укрепления государственных структур. Авторитет его был очень высок, собор собирался всякий раз, когда требовалось решить что-то крупное, связанное с риском для страны, – изменить закон, объявить войну, заключить мир. Вот что вызывает удивление: за время Смуты народ научился самоуправлению, что блестяще доказал в первые, самые тяжелые годы после ее окончания. Европе тех лет было куда как далеко до такого уровня народной инициативы.
Через Земские соборы власть слышала общество, образовывалась обратная связь, намечались контуры симфонии, основанной на взаимной любви православного монарха и православного народа. Где еще, в какой стране монарх мог безбоязненно выйти к взбунтовавшейся черни?! Не к рафинированным «представителям нации», как во Франции, а к не очень трезвому и не очень чистому мужичью? Сын Михаила Романова Государь Алексей Михайлович Тишайший делал это неоднократно в полной уверенности, что русскому царю среди русского народа (даже бунтующего против представителей местной власти!) ничто не грозит. Все его потомки вплоть до 1881 года свободно, часто без всякой охраны ходили по столице и ездили по стране. Опасность покушения подстерегала русских царей лишь среди придворных аристократов.
«Русские – неуправляемая толпа, подверженная пьянству и склонная к мелким преступлениям. Они становятся легкой добычей организованной преступности… пронизывающей все и вся снизу доверху. Они неорганизованны и легко поддаются эмоциям. Им крайне нужен поводырь и жестокое и страшное руководство…
В России, этой огромной и извращенной стране, такое положение дел неизбежно», – писал пару лет назад в американском журнале The Global Politican некий Сэм Вакнин. Интересно, помнит ли он, что после Гражданской войны 1861–1865 годов и таинственного убийства президента-победителя Линкольна выборщики от южных штатов США не были допущены к избранию нового президента, а в самих побежденных штатах было введено прямое военное управление северян? И это не единичный пример, это норма неписанного европейского права: победитель в революции или гражданской войне никогда не делит власть с побежденным. В России же верховную власть избирали все: и те, кто ее защищал, и те, кто недавно пытался ее разрушить. Каялись и постились перед избранием одинаково и те и другие. Одни – за все, что сотворили дурного в годы Смуты, другие – за все, что не сотворили праведного, могшего эту Смуту ослабить или предотвратить. А потом и те и другие вручили верховной власти ВСЕ свои «завоеванные революцией» права без юридических гарантий их последующего соблюдения. А власть вернула им эти «беззаконные» права в виде законных сословных обязанностей. С точки зрения европейского права – юридический нонсенс, с точки зрения современных социологических теорий – вообще дикость. Но хочется, в свою очередь, сказать европейски подкованным авторитетам:
– Позвольте, господа, вы ведь спрашивали нас: «Как возможен порядок?» У нас в России он 300 лет был возможен вот так. А то, что наша практика так долго не совпадала с вашей теорией, – так, может, это и к лучшему?
Следовательно в России необходимо восстановление истинно РУССКОЙ НАРОДНОЙ МОНАРХИИ с ИСТИННО НАРОДНОЙ ДЕМОКРАТИЕЙ, что уже не раз было в истории Руси-России-СССР
Специально для РУССКОЙ СИЛЫ подготовил Макс Елев
При подготовке текста использованы книги:
* И.Л. Солоневич. Народная монархия. – Мн.: Лучи Софии, 1998.
* Русская философия. Словарь. \ Ст. А.Л. Андреева. С.461-462. – М:1995.
* Святая Русь. Большая энциклопедия русского народа. Русский патриотизм. \ Ст. О. Платонова, М. Смолина, Н. Казанцева. С.735-739. -М:2003.
* М.Б. Смолин. Очерки имперского пути. Неизвестные русские консерваторы 2-й половины XIX – первой половины ХХ века. – М:2000.
* И.Л. Солоневич. Наша страна. ХХ век. – М:2001.
* И.Л. Солоневич. Коммунизм, национал-социализм и европейская демократия. – М.:2003.
* свящ. Михаила Немнонова и С. Марнова «Царь Иван Грозный и русская мечта»
* «Политическая история России» проф. С. А. Степанова