Неовойну не может выиграть ни один военачальник. Понимают ли это в Киеве?
Один из крупнейших современных писателей, знаменитый итальянский философ, специалист по массовой культуре Умберто Эко целый ряд эссе посвятил войне[1]. В них он сформулировал теорию трансформации самого понятия и методов ведения войны. Если очень коротко, то, согласно этой теории, война, как социально-политическое явление, эволюционировала от архаичных, традиционных форм или, по определению Эко, праправойны к неовойне, пройдя промежуточную фазу холодной войны.
Чем характеризуется праправойна? Прежде всего, в ней, как правило, принимали участие две противостоящие стороны. И было понятно, кто – враг и где он находится.
Традиционные войны выстраивались по принципу фронтальности и охватывали опознаваемые территории.
Каждая сторона была готова в ходе войны понести урон в живой силе и технике, но так, чтобы противник понес еще большие потери.
Праправойна направлена на то, чтобы привести к победе одну из сторон. И в этой победе поражение противника должно было дать очевидные выгоды победителю. Отсюда, наверно, – известное выражение: «Победителей не судят».
Одной из задач праправойны было уничтожение возможно большего числа врагов. Но при этом допускалось, что и многие из своих неизбежно расстанутся с жизнью. Важным условием победы в традиционной войне Умберто Эко называет моральное единство воюющих. Настоящие сыны Отечества должны быть готовы «лечь костьми» за правое дело. Но если кто-то из них попал в плен, то проявлением доблести и героизма становится молчание, даже под непереносимыми пытками.
Население, вовлеченное в архаичную войну, верило в цель войны, мечтало уничтожить противника. Смерть врагов воспринималась как праздник. А смерть собственных воинов отмечалась наградами, создавался культ славы павших героев.
Совсем другое дело – неовойна. Итальянский философ объясняет, что здесь трудно понять, кто является врагом. Такая война не является фронтальной в силу глобализации и возрастания роли надгосударственных структур.
В неовойнах невозможно отграничивать воюющие и нейтральные стороны. Также как и весьма трудно понять, кто является врагом.
В отличие от праправойны, неовойна не фронтальна. Характерно также то, что она не может быть продолжительной, поскольку в затяжном варианте оказывается вредна всем игрокам, в той или иной мере взаимосвязанным и взаимозависимым. В глобальном мире логика поведения межнациональных промышленных корпораций и финансовых структур оказывается существеннее, чем логика национальных государств, которые, в конце концов, отступают под натиском мощи мирового капитала.
В неовойнах огромная роль отводится СМИ, которые преобразуют в сознании людей саму суть происходящих событий в нечто совсем иное, чаще всего в шоу с показом реальных смертей. Смерть, таким образом, превращается в «остросюжетное» наглядное зрелище. По образному выражению Эко, неовойна преобразовалась в шедевр массмедийности[2].
В неовойне радикально изменяются взгляды на феномен жертв. Теперь стали недопустимы массовые смерти своих. Но при этом и желательно уничтожать как можно меньше врагов. Большие людские потери как в своем, так и во вражеском лагере могут вызвать неодобрение международных правозащитных организаций и мировых СМИ, которые способны быстро разнести молву о чрезмерной жестокости того или иного правителя.
Информационная кампания мировых СМИ в ходе неовойны, по утверждению Эко, способна вызвать сострадание к гибнущему «неприятелю» и подорвать веру «своего» населения в цель войны. Воюющие стороны нередко помимо своей воли допускают информагентства в свои тылы, которые могут вести себя весьма недружественно.
Современные представления о правах человека привели к тому, что солдаты с любой стороны не готовы лечь костьми за «правое дело». Слоган «Победа или смерть» уже не звучит абсолютной истиной. Теперь озвучивание пленными лозунгов врага под камеру и выдача секретных сведений не кажется несмываемым позором и предательством, ведь таким образом «они спасают себе жизнь», а что может быть ценнее человеческой жизни даже в условиях войны?! Массмедиа поощряют такое поведение, стараясь войти в их положение и оправдывая их тем, что «они нашли способ сохранить себя».
Свои наблюдения Умберто Эко иллюстрировал примерами войн в Персидском заливе, Афганистане и Косово. Вооруженный конфликт на юго-востоке Украины вполне вписывается в эту теорию и вполне мог бы стать следующим органичным разделом исследования.
Как представляется, на Украине налицо сочетание пра- и неовойны. Об архаизации войны говорит целый ряд признаков.
Во-первых, Киев предпринимает значительные усилия для обозначения и персонификации врага с его точной территориальной идентификацией и жесткой дихотомией «свой-чужой».
Во-вторых, так как в человека стрелять негуманно, и это противоречит базовым гуманитарным ценностям и нормам ООН, пропаганде приходится утверждать, что в Луганске, Краматорске, Славянске, Донецке и т.д. действуют только террористы-боевики, а все мирное население выехало. И если украинским войскам и приходится стрелять в живую мишень, то оправдание этому служит то, что под прицелом оказываются нелюди, недочеловеки или subhumans, как назначенный Радой премьер-министр Украины А.Яценюк назвал жителей юго-востока в официальном комментарии на странице украинского посольства в Соединенных Штатах. Не приходится сомневаться, что в СМИ слово «subhumans» сразу же было связано с немецким аналогом – «untermenschen», печально известным из нацистской лексики и означающим существо низшей расы.
Согласно этой логики, если кого-то нельзя назвать людьми, то стало быть, гуманитарное право на них не распространяется.
Называя часть населения своего государства террористами, сепаратистами и их пособниками, официальные власти как бы освобождают себя от моральной и исторической ответственности и оправдывают любые жесткие акции против юго-востока.
В-третьих, как и в эпоху традиционных войн, на территориях, контролируемых Киевом, была довольно скоро восстановлена цензура. СМИ строго запрещено своей критикой или рассекречиванием данных подвергать сомнению или подрывать эффективность военных действий украинской армии. Следует отметить, что в условиях украинских реалий, превратить все основные массмедиа в строго контролируемый пропагандистский аппарат оказалось нетрудно, так как все они находятся под контролем местных олигархов. Известны случаи нападения и даже разгрома изданий, которые осмелились иначе, чем этого хотели бы киевские власти, отражать картину событий. Один из самых вопиющих случаев давления на СМИ – убийство после похищения и пыток редактора газеты «Хочу в СССР», которая печаталась в Днепропетровске. Следует вспомнить убийство двух российских журналистов, а также задержание и депортацию журналиста, гражданина Великобритании Грэма Филлипса, работавшего по заданию российского ИА RT[3].
В-четвертых, в условиях, когда битве символов и мифов, Киев не смог одержать быстрой и очевидной победы, в массовое сознание стала внедряться мысль, что противник подлежит физическому уничтожению. «Партия войны» в Киеве снова, как в во времена традиционных войн, попыталась обосновать неизбежность, а стало быть, приемлемость гибели собственных солдат.
В-пятых, праправойна, в отличие от неовойны носит относительно длительный по времени характер. Нынешний парадокс заключается в том, что те силы, которые по идее должны были бы быть заинтересованы в сокращении длительности конфликта, наоборот, играют на его затягивание. События на Евромайдане в Киеве, начавшиеся в ноябре 2013 года и послужившие спусковым крючком для войны на юго-востоке, по экспертным оценкам, и сейчас, в конце лета 2014 года, далеки до своего завершения.
Эклектика традиционного и нового проявляется во многом.
Так, Украина находится в состоянии вооруженного гражданского конфликта, но Брюссель как ни в чем ни бывало подписывает с Киевом соглашение (по сути дела с воюющей страной) об ассоциированном членстве с введением ЗСТ. Киев при поддержке Вашингтона и Брюсселя называет Россию агрессором и объявляет, что она ведет с Украиной необъявленную войну, но при этом сохраняет дипломатические отношения и продолжает отчаянно торговаться с Россией за цены на газ.
Как бы ни была жестка цензура СМИ, но полная информационная блокада неосуществима в эпоху интернета. Информационная неовойна в значительной степени ведется средствами и методами электронных ресурсов, в отношении которых правительства не могут проявить свое всесилие.
Вообще-то, в условиях неовойн принято превозносить «гуманность» точечных ударов и «умных бомб», поражающих выбранные цели. Но Киев предпочитает залповые удары и ковровые зачистки с использованием фосфорных бомб, под которые попадают и школы, и детсады, и даже дома престарелых.
Важно отметить, что гуманному и очень чувствительному к нарушению прав человека Западу в таких случаях очень часто приходится, по выражению Эко, глядеть в другую сторону или вообще зажмуриваться (как это было в отношении массовых убийств в Одессе, Луганске, Краматорске или Славянске).
Конфликт «старого» и «нового» проявляется и в массовом сопротивлении гражданского населения (родителей, жен, детей) мобилизации в армию. Многочисленные акции протеста свидетельствуют о том, что даже лояльные Киеву регионы не готовы оплачивать победу над «террористами» смертями своих близких.
Следует учитывать, что нынешнее глобальное общество – это общество потребления, где все или почти все имеет свойства товара со своей рыночной ценой. В этом смысле каждый из политиков предстает в роли продавца и покупателя. Например, один продает непримиримость и жесткий курс в отношении России, получая за это патронаж США. Другой торгует в полном смысле этого слова войной, зарабатывая на этом немалые дивиденды. Целый сонм мелких политических фигур приторговываею ультранационализмом, видимо, рассчитывая обеспечить себе политическое будущее.
Говоря о неовойне, итальянский философ предостерегает: современные войны имеют тенденцию приобретать непредсказуемые последствия, в ходе таких войн проигрывают все. Чем бы ни завершилась война, она приведет ко всеобъемлющим перетряскам, которые не смогут удовлетворить всех воюющих. Даже закончившись, она приведет к политической и экономической нестабильности на несколько десятилетий.
Но беда состоит в том, что в условиях ведения такой войны к мудрецам не только не прислушиваются, но заставляют их молчать. Сколько здравых умов изгнано из Украины, а скольким заткнули рты?
Умберто Эко предупреждает, что неовойну не может выиграть ни один военачальник[4]. Понимают ли это в Киеве? Складывается впечатление, что в Вашингтоне делают все, чтобы это понимание пришло как можно позже или не пришло никогда.
[1] Эко, У. Полный назад! “Горячие войны» и популизм в СМИ/Умберто Эко; пер. с ит. Е.Костюкович – М.: Астрель: CORPUS, 2012.
[2] Там же. С. 34.
[3] https://docviewer.yandex.ru/?url=ya-mail%3A%2F%2F2400000003374604735%2F1.2&name=%D0%98%D0%BD%D1%84%D0%BE%D1%80%D0%BC%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F%2028.07.14.doc&c=53d7f45dcd67&page=3
[4] Эко. У. Указ соч. с.42
Тамара Семёновна Гузенкова
заместитель директора РИСИ – руководитель центра
доктор исторических наук